Автор книги о контагии контагиозных болезнях и их лечении

Фракасторо Джироламо. Судьба его учения была на удивление удачной. Фракасторо не пришлось ни проталкивать его, ни отстаивать, ни даже за него отсиживать. И все это стало возможным благодаря тому, что учение о контагии потребовалось папе Павлу III (1534–1549), пожелавшему перевести Вселенский собор из протестанского Тридента (Южный Тироль) в католическую Болонью.

В 1546 г. в книге «О контагии, контагиозных болезнях и лечении» он заявил, что единственная причина чумы — «специфический яд, который выходит вроде испарины из тела больных, распространяется в воздухе только на самых малых расстояниях; но взамен того прилипает ко всем вещам и предметам; что некоторые из них могут сохранять в себе чумный яд до тридцати и больше лет и, следовательно, такие вещи и предметы могут быть переносимы на безграничные пространства и послужить к заражению целых городов».

Для большей убедительности Фракасторо привел откровенно неприязненное по отношению к немцам наблюдение, как посредством одной кожаной шапки заразилось 7 солдат-тевтонов, которые носили ее один после другого. Подобным учением Павел III и Фракасторо достигли важной политической цели. Запуганные ими члены Собора поспешили оставить город и собрались в 1547 г. в относительно благополучной по чуме Болонье, и, главное, подальше от настойчиво требовавшего серьезных уступок протестантам германского императора Фердинанда I (1503–1564). Папе Павлу III удалось сохранить систему безусловного повиновения Святому престолу, одновременно он санкционировал своею непогрешимостью учение о прилипчивости чумы. Инквизиция, в свою очередь, поддержала это учение кострами и страхом и, таким образом, оно было принято и введено в Европе как основание для предохранительных мер и репрессий.

Джироламо Фракасторо (1478–1553)

Видный итальянский ученый-врач, астроном, писатель, один из представителей итальянского Возрождения. Медицинское образование получил в Падуе. Ранние работы Фракасторо относились к геологии, оптике, астрономии, философии. Можно считать Фракасторо основоположником ранней эпидемиологи-и, так называемой эпидемиографии. Одна из его первых медицинских работ посвящена сифилису — «Пс morbo gallico» ( 1525). Крупнейшая медицинская работа Фракасторо «О контагии, контагиозных болезнях и лечении» (1546) многократно переиздавалась. Обобщив взгляды предшественников, начиная с авторов античной древности до современных ему врачей, а также свой опыт, Фракасторо сделал попытку впервые дать общую теорию эпидемических болезней и описание ряда отдельных болезней: оспы, кори, чумы, чахотки, бешенства, «английского пота», проказы. Его первая книга посвящена общим теоретическим положениям, вторая — описанию заразных болезней, третья — лечению. По его определению, «контагий — это тождественное поражение, переходящее от одного к другому. Поражение совершается в мельчайших и недоступных нашим чувствам частицах и начинается с них». Под контагиями он понимает особый вид болезней, которые характеризуются передачей заболевания от больного человека здоровому. Он подразделяет все контагии на три группы: а) способные распространяться путем только прямого контакта; б) способные распространятся как при прямом контакте, так и через «очаг»; в) распространяющиеся путем контакта и на расстоянии, т. е. через воздух. По словом «очаг» он понимал «…одежду, вещи из дерева и другие подобные им предметы, которые… воспринимают первичные зародыши контагия и таким путем становятся сами по себе источником инфекции».

Сыгравший такую важную политическую роль Фракасторо сам не был последовательным контагионистом. Он допускал, что движение контагия на расстояние подобно движению духов, и они могут поступать в воздух «…из воды, из болот и иных источников». В этих своих представлениях он приблизился к учению о природной очаговости инфекционных болезней, но должно еще пройти четыре столетия, прежде чем оно окончательно сформируется.

Обстоятельства же благоприятствовали именно контагионистичес-кой составляющей его учения. Жестокий взрыв чумы в Италии в 1555 г. послужил стимулом для дальнейшей разработки вопроса о контагиоз-ности чумы.

Чума в Венеции в 1576 г. нанесла еще один сильный удар противникам контагионистов. Огромное опустошение, как следствие этой эпидемии, объяснялось контагионистами тем, что не были предприняты соответствующие карантинные мероприятия. В этом «ослеплении» властей они обвинили двух вызванных из Падуи для борьбы с эпидемией прачей-антиконтагионистов, которые отрицали заразность чумы, объясняя ее появление спонтанным развитием из «злокачественных» и «чумоподобных» лихорадок. После чумы в Венеции инициатива перешла к контагионисту А. Массариа. Он доказал в 1577 г., что метеорологические условия никакого влияния на распространение чумы не имеют, подкрепляя это указанием на то, что в противном случае она имела бы повсеместное распространение.

Но бубонная чума упорно «не желала» распространяться по сценарию контагионистов, а больные люди, особенно в конце эпидемии, были вообще не заразны для окружающих. Появились новые теории. Боканджелло, блестяще описавший чуму 1599 г. в Италии, наряду с контагием, как причину ее возникновения и распространения, вводит «эпидемическую конституцию». Представитель школы «иатрохимиков» Ван Гельмонт (1578–1644) пытается опередить время почти на три столетия (до открытия Roux и Yersin), он утверждает, что «причиной чумы является яд, орудием которого служит фермент».

Правительства же не обращали внимания на ученые споры врачей, действовали, придерживаясь взглядов контагионистов на прилипчивость чумы. Только с XVII столетия, после Великой Лондонской чумы 1665 г., Англия, чтобы не стеснять своей обширной торговли и не прерывать чрезвычайно сложного и разнообразного течения общественной жизни насильственными мерами, склонилась на сторону учения миазматиков и решилась защищаться от эпидемий предлагаемыми ими средствами.

Исчезновение легочной чумы. В рассматриваемый период изменилось описание клиники чумы ее современниками. На смену кровохарканью, характерному для «черной смерти» (1346–1351), основным элементом физического порядка в диагнозе чумы становится бубон. Его называют «апостема» (от греческого слова, означающего оставлять, удалять, устранять), потому что он назревал и гноился. Преобладание бубонной формы чумы ознаменовало собою начало изменения характера

чумных эпидемий, они теперь стали собирать меньше жертв. А. Гирш, занимавшийся изучением эпидемий чумы по первоисточникам, отметил, что ни в одной из них с начала XVI столетия, поражения легких и в особенности кровавый кашель, не играли важной роли и «не составляли существенного характера болезни». Почти во всех найденных им описаниях чумных эпидемий не упоминается о кашле или кровохарканье больных, и только в некоторых трудах говорится о них мимоходом, как о редких симптомах, не заслуживающих внимания врача. О легочной чуме постепенно забыли (Гирш А., 1853).

Лечение чумы. В терапии чумы в XVI в. появилось еще одно достижение: значительно сократилось применение кровопускания, которое, как заметил Г. Гезер, стоило человечеству большего количества крови и жертв, чем самые кровопролитные войны (рис. 6.6). Большую роль в этом сыграли труды Фракасторо. Он считал, что «рассечение вены может мало помочь, т. к. семена (контагия) невозможно вывести. Будет достаточно уменьшить количество крови при помощи кровососных банок». «Для удаления материи, подвергшейся поражению», он рекомендовал розовы й слабительный сироп, а не клистир, как делали раньше.

Далее он предлагал принять меры по «истреблению контагия». Для того больному рекомендовали принимать следующие «лекарства»: воду и кислицы, огуречной травы, цикория, душистого клевера, к которым следовало добавлять сироп. Наиболее сильнодействующими при лечении чумы Фракасторо считал следующее «лекарство»: лимонного сока — два фунта, уксуса — четыре унции, армянской глины — одна унция; смешав все это размочить в течение дня, затем превратить в воду путем перегонки. Больному рекомендовалось выпить 4 унции такой воды или в чистом виде, или с сиропом.

В отношении карбункулов Фракасторо предлагал действовать решительно: «…тотчас без малейшего промедления, либо выжги его целиком раскаленным железом и убей семена (контагия), либо подействуй на него каким — либо едким средством: египетской мазью, закваской с соком морского лука и так называемым сублиматом. Как только отпадет струп, очисти язву, наложив сверху коровьего масла, но долго держи се открытой. Если же это будет моровой бубон, но еще не зрелый, то нее же произведи насечки и извлеки пораженную кровь большой кровососной банкой; затем добейся созревания его, но путем сочетания средств, вызывающих семена наружу, и средств, лишающих его силы». Для лечения чумы, по его мнению, подходит много доступных врачу средств: мука из льняного семени и травы, называемой греческим сеном, прокурняк, корень нарцисса или корень лилии, гальбан, пастернак, сода, сера, кедровая смола, жидкая стираксовая смола. И з этих средств необходимо изготовить пластырь. Такое же действие оказывают диахилон и диакальцит, а также толченый бубоний (амелл), либо в чистом виде, либо с прибавлением луковицы гальбана и стираксовой смолы на свином сале.

После некоторого созревания «бубон необходимо было вскрыть или прижечь раскаленным железом, или каким-либо едким средством и тотчас высушить, но не легкими и общими высушивающими средствами, такими, от которых происходит более сильное высушивание; таковы ирис, кирказон, чемерица, терпентинная смола, мука из хмеля и тому подобное».

Если заболевание будет несколько сломлено этими средствами, то необходимо завершить лечение применением этих же лекарств. Если заболевание окажется упорным, то Фракасторо рекомендовал очень дорогое средство лечения: «Сока кислицы — две унции, лимонного сока — одна унция, диаскордия отечественного — одна драхма, сердечного сбора из драгоценных камней — два скрупула, уксуса — одна унция; все это хорошо размешай и назначь принять сразу. Если ничто не поможет, то знай, что болезнь превыше человеческих лекарств».

Однако основным средством спассения от чумы контагионист Фра касторо считал «бегство в поисках более здорового воздуха».

Чума в XVII столетии. В начале столетия пульсация реликтовых очагов чумы происходила по средним широтам. Реликтовый природные очаги чумы Русской равнины (см. очерк IV), Северо-Восточной Франции, Южной Англии и Центральной Европы стали причиной сокрушительных эпидемий чумы в Центральной России (Москва, 1602–1603), Южной Англии (Лондон, 1603, 1609), Северо-Восточной Франции (Париж, 1606–1608), Швейцарии (Базель, 1609–1611; умерло 3900 человек) и Северо-Восточной Германии. В 1613 г. чумой была поражена вся окружность Женевского озера, включая высокогорные местности, в 1615 г. от чумы серьезно пострадала Женева. В 1620-х гг. вновь запульсировали Сицилийские реликтовые очаги чумы (эпидемии чумы в Палермо, Трапани и Мессине, 1620) и реликтовые очаги чумы долин рек По и Арио (эпидемии чумы в Турине, Милане, Вероне, Падуе, Венеции, Болонье и Флоренции, 1629–1631). В 1630-е гг. в этот процесс вовлеклись Нижнерейнские реликтовые очаги — чума в Нимвегене, Лейдене и многих других городах Голландии (1635–1637). В конце 1630-х гг. чума «сдвинулась» на юг Европы. После 17-летнего перерыва «разгорелись» реликтовые Сицилийские очаги (Палермо), одновременно эпидемии чумы вспыхнули в Валенсии и Малаге (Испания, 1648–1652), а также во «многих местностях Италии».

В средине столетия стала отчетливо проявляться тенденция активизации очагов чумы юга и востока Европы, чума, как клякса, стала расползаться по всем реликтовым очагам, «очнувшимся» во времена «черной смерти». В 1647 г. от чумы пострадала историческая область Италии — Валенсия и портовый город Генуя, в котором погибло почти 60 тыс. человек. В 1653 г. с необычайной прежде интенсивностью развиваются эпидемии чумы на территории реликтового очага чумы Русской равнины — его пульсации достигают максимума для второй пандемии. Впервые со времен «черной смерти» в этот год историками зафиксированы эпидемии чумы в Турции и Венгрии. В России напомнили о себе реликтовые природные очаги чумы Северного Причерноморья и Малороссии и Великого Евразийского чумного «излома» (см. очерк IV).

В 1654 г. чума одновременно вспыхнула в Голландии (Копенгаген) и на западе Восточной Пруссии (Данциг). В Копенгагене чума сменила малярию, затем к ней присоединилась натуральная оспа.

В 1656 г. наблюдается необычайно мощная активизация очагов чумы Апеннинского полуострова. Самая смертоносная эпидемия чумы в этом столетии вспыхнула в Неаполе в 1656 г. Она унесла жизни 200 тыс., а возможно и 270 тыс. человек из 400 тыс. населения города (реликтовые очаги чумы долины реки Вольтурно). На севере Италии (от Венеции до Пьемонта) в период 1600–1650 гг. население уменьшилось на 22 %, в основном из-за чумного мора 1630 г., когда Венеция потеряла 22 % населения, Милан — 51 %, Кремон и Верона — 63 %, Мантуя — 77 %, что является рекордной цифрой (реликтовые очаги чумы долины реки По). Эпидемии чумы тех лет не затронули Рим и Тоскану. В общ ем в Италии, в первой половине XVII столетия, население уменьшилось на 14 % (1 730000 человек). Эти потери сравнимы с теми, которые наб людались в менее населенной Испании: три смертельные атаки чумы в 1596–1602, 1648–1653 и 1677–1685 гг. унесли более 140 тыс. жизней испанцев. Барселона в 1653 г. потеряла 20 тыс. жителей из 44 тыс., Севилья похоронила 110 тыс. или 120 тыс. жертв чумы. Страшная чума и России 1654–1657 гг. унесла жизни сотен тысяч людей.