Болезни есть у нас в волге
«Вода падает, рыба задыхается»
Сообщения из Астраханской области, с низовий Волги, — как фронтовые сводки. Из замкнутых пересыхающих водоемов (специалисты говорят — отшнурованных) всем миром спасают мальков. В регионе установилась аномальная жара. А половодье в этом году было очень коротким. В результате уровень воды после пика половодья в Волге упал почти на 2 метра. Многие водоемы стали обособленными и непроточными. Температура воды в них достигает 28 градусов, а снижение количества растворенного кислорода — 6,0 мг/л и ниже. Водоемы превращаются практически в лужи, где вода прогревается до самого дна.
Рыба задыхается. Ихтиологи говорят о заморных явлениях. Ситуацию пытаются исправить «голубые патрули». На спасение молоди рыб мобилизованы в том числе и школьники. Работы идут как в дельте реки Волги, так и на территории Волго–Ахтубинской поймы. Новостные порталы рапортуют: 10 школьных отрядов Камызякского района спасли около 5 миллионов штук молоди ценных видов рыб. Мальков спасают в Наримановском, Черноярском, Енотаивском, Красноярском, Харабалинском, Ахтубинском районах. В Приволжском, Икрянинском, Лиманском районах работы уже завершены.
— Эти мероприятия проводятся ежегодно, — говорит заместитель руководителя по научной работе Волжско-Каспийского филиала ФГБНУ «ВНИРО» Сергей Шипулин. — Школьники, которых привлекает районная администрация, либо прокапывают канавы до близлежащего водоема или водотока, через которые молодь уходит в реку. Если до водного объекта далеко, тогда молодь отлавливают, перевозят в емкостях к водостокам и выпускают.
фото: Кадр из видео
10 школьных отрядов Камызякского района спасли около 5 миллионов штук молоди ценных видов рыб.
По словам специалистов, в этом году ситуация на самом деле катастрофическая.
— Для того чтобы рыба отложила икру, из нее вылупилась личинка, а потом она достигла стадии малька, нужно минимум 60 суток. В этом году было очень короткое половодье, которое длилось всего… 27 суток. Это, наверное, наихудший результат за все время наблюдений. Мы ожидаем, что итоги по естественному воспроизводству рыбы, зависящей от половодья, будут примерно такими же негативными, как это было в 2015 году, когда только 2% всей молоди достигли стадии достаточно жизнестойких мальков.
Рыбаки в свою очередь клянут плотины ГЭС, которые перегородили всю Волгу. Мол, с той же Волжской ГЭС в этом году спустили очень мало воды.
— Волгоградский гидроузел был построен в конце 50-х годов. После этого рыба, которая шла вверх на нерест, доступ к нерестилищам потеряла, — объясняет Сергей Шипулин. — Если говорить про осетровых, то можно отметить, что ранее было около 3400 гектаров нерестилищ, сейчас осталось порядка 800, из которых «работает» только 400. Нерестилища бывают как русловые, так и заливаемые, которые наполняются водой во время большого половодья. Объемы естественного воспроизводства осетровых упали в сотни раз. Понятно, что в этом виноваты не только гидроэнергетики, но и браконьеры. Осетровые сейчас в основном воспроизводятся искусственным образом, белуга на 99%, русский осетр — на 80%, севрюга — на 55%.
Специалисты отмечают, что их также беспокоит ситуация с промысловыми рыбами: воблой, лещом, сазаном и другими видами рыб, которые зависят от условий половодья.
— Почему это важно? У нас большие участки Волго-Ахтубинской поймы, дельты Волги, которые в период половодья заливаются, образуя временные водоемы. Они и являются нерестилищами для речных рыб. Дельта Волги вся изрезана островами, пространства между ними в весенний период являются нерестилищами рыб. Чем дольше в них остается вода, тем больше производителей откладывают икру, тем дольше икра развивается — и молодь дорастает до крупных размеров.
Уже понятно, что ученые-ихтиологи недосчитаются большого количества рыбы поколения этого года рождения.
Волжская сельдь, которая достигала 40 сантиметров в длину и веса 600 граммов и нерестилась выше плотины Волжской ГЭС, вообще исчезла. Именно о ней в ходе межведомственного совещания вспомнил начальник управления Генпрокуратуры Анатолий Паламарчук.
— Это проходная рыба, распространенная в бассейне Каспийского моря. В настоящее время она, скорее всего, вымерла, во всяком случае, в наших исследованиях мы ее не встречаем, — говорит Сергей Шипулин. — Что касается сельди-черноспинки, после резкого снижения ее численности в начале 2000-х годов сейчас ее запас восстанавливается. Но пока она не достигает таких крупных размеров, как ранее. А именно ее называли заломом, вес черноспинки достигал двух килограммов. И если сто лет назад, в 1915 году, уловы сельдей в Астраханской области достигали 190 тысяч тонн в год, то теперь сельди-черноспинки добывают менее тысячи тонн.
Цифры идут только на понижение. Это касается и знаменитой воблы. Если в 1930 году ее добыли порядка 240 тысяч тонн, то сейчас — около тысячи тонн.
В Росрыболовстве делают все возможное, чтобы ситуацию нормализовать. Но все чаще приходится слышать, что пора с энергетиков взыскивать ущерб, причиненный водным биоресурсам. Другое дело, что обосновать ущерб и подсчитать его в денежном выражении ох как непросто.
— Да, год был относительно маловодный. Но за несколько десятилетий, прошедших с момента гидростроительства, мы забыли о том, какое должно быть внутригодовое распределение стока. Какое оно было в период естественной водности, — говорит Сергей Шипулин. — Того количества воды, которое сбрасывается в зимний период с Волжско-Камского каскада, как раз и не хватает для обеспечения приемлемых условий для воспроизводства рыбы весной.
Замкнутый водоем после схода полых вод южнее ильменя Монетного. Начало июня 2019 года. Фото: Волжско-Каспийский филиал ФГБНУ ВНИРО
«Объема гидрометеорологической информации недостаточно»
Как происходит управление водными ресурсами? И почему при этом бывают просчеты? С этими вопросами мы в свою очередь обратились к заведующему лабораторией Института водных проблем РАН Михаилу Болгову.
— Мы управляем водными ресурсами в тех случаях, когда нам нужно покрыть дефицит воды. Бывает, что не хватает воды для водного транспорта, для питьевого водоснабжения, для выработки электроэнергии. Тогда используются различные методы управления. Как правило, это строительство водохранилищ, — говорит профессор. — Каскады водохранилищ есть на всех крупных реках, две основные водохозяйственные системы — это Волжско-Камский каскад и Ангаро-Енисейский. Кроме этого есть сотни тысяч малых прудов, которые решают региональные задачи, обеспечивая водой муниципальные образования. Существует также система переброски стока между одними богатыми водой областями, субъектами и другими. Таковым является, например, Большой Ставропольский канал. Вода рек Кубани, Терека и Кумы, которая собирается с северных склонов Кавказа, идет для водоснабжения центральной, северо-восточной и восточной частей Ставропольского края России. Еще один пример — канал имени Москвы, который соединяет Москву-реку с Волгой.
Чтобы эффективно управлять водными ресурсами, мы должны иметь надежный прогноз водности рек.
Фото: Волжско-Каспийский филиал ФГБНУ ВНИРО
— Кто его осуществляет?
— Росгидромет. Это Федеральная служба РФ по гидрометеорологии и мониторингу окружающей среды, в ведении которой находится так называемая мониторинговая сеть. Они ведут наблюдения за уровнем воды, за водностью рек, за влажностью почв, за уровнем снега, дождевыми осадками. И с помощью своих методов и моделей осуществляют самые разнообразные прогнозы. Есть краткосрочные, среднесрочные и долгосрочные гидрологические прогнозы. Нам для управления водохранилищами нужны прогнозы на месяц, а то и на два вперед.
— Что мешает выдать достоверный прогноз?
— Первые сложности, с которыми мы сталкиваемся, связаны с тем, что недостаточно и научных методов, и имеющегося объема гидрометеорологической информации. Например, в том же бассейне Байкала очень сложно предсказать водность, так как часть бассейна Байкала находится в Монголии.
И, конечно, самый важный вопрос для нас — это управление водохранилищами Волжско-Камского каскада, где находится вся европейская часть нашей экономики. Система управления водными ресурсами получает прогноз притока к водохранилищам — в данном случае Волжско-Камского каскада. От его точности в существенной мере зависит эффективность управления. Если ошибки в прогнозе довольно большие, надо управлять так, чтобы всем воды хватило.
Вторая задача, которая возникает, — это понять приоритеты. Кому мы должны дать больше воды, кто для нас важнее. Сам каскад был создан для выработки электроэнергии и для обеспечения транспортных глубин на всем протяжении Волги. Кроме того, есть еще потребители, связанные с водоснабжением, с экологией, охраной рыбных запасов, и прочие. Они, к сожалению, остаются в нижней части списка по важности.
Скопление погибших рыб на берегу реки Бахтемир. Конец июня 2019 года. Фото: Волжско-Каспийский филиал ФГБНУ ВНИРО
— Как устроена эта система?
— У нас имеется 9 основных крупных водохранилищ, которыми мы должны синхронно управлять. Мы должны принимать воду, которая поступает туда во время снеготаяния, часть накопить, а часть перераспределить по нижележащим водохранилищам. И здесь основную роль играет Куйбышевское водохранилище. Оно самое большое. Пользуясь регулирующей возможностью Куйбышевского водохранилища, мы в основном и обеспечиваем все необходимые потребности на Волжско-Камском каскаде. Держим запас воды для обеспечения судоходства, обеспечиваем так называемые рыбные попуски (осуществляются для обеспечения свободного прохода рыбных косяков в верховья бассейна реки для нереста и на сброс в моря отнерестившегося маточного поголовья. — Авт.) И, конечно, в первую очередь запасаем воду для энергетиков. Если не будет воды для выработки электроэнергии зимой, в самый тяжелый период, то наша энергетическая система может столкнуться с очень большими проблемами. Мы стараемся этого не допустить.
Есть уравнения водного баланса, с помощью которых рассчитываются последствия самых разнообразных вариантов. Поскольку, как я уже упомянул, пользователей много, каждый настаивает на своем, кому дай глубину на шлюзах, кому дай зимний попуск, кому хозяйственный попуск, кому воду обеспечь на Нижней Волге для мелиорации… Наша задача — подобрать такое управление, которое удовлетворило бы потребности всех.
При этом режим работы Куйбышевского водохранилища носит искусственный, технический характер. Мы его сначала наполняем, потом срабатываем, чтобы обеспечить санитарный или рыбохозяйственный расход, рыбный попуск на Нижней Волге. А потом закрываем, обеспечиваем нормальные транспортные попуски. Водохранилище уже наполняется за счет остаточных вод весеннего половодья. Создается запас на зиму. И так до следующей весны.
Понятно, что в режимах работы этих технических регуляторов возможно отклонение от естественного режима. В природе озеро сначала весной наполняется, а потом всю оставшуюся часть года вода из него вытекает. С Куйбышевским водохранилищем мы поступаем по-другому, потому что это основной регулятор системы. Отсюда все вопросы, которые звучат последние недели и месяцы. К сожалению, прогноз был не очень удачным. Сначала ожидалась довольно хорошая водность реки, в пределах нормы. Когда Гидромет дает норму, это значит, что есть возможность удовлетворить требования примерно всех потребителей. Но оказалось, что водность многих рек существенно ниже нормы. В результате прогноз корректировался. И управление было вынуждено перейти на режим жесткой экономии.
Когда управляющие органы поняли, что воды, к сожалению, не будет, так сформировался год, были вынуждены сократить сброс на Нижнюю Волгу. Что, естественно, привело к проблемам в области воспроизводства водных биоресурсов. На нерест рыба зашла, а воды для того, чтобы поддержать нерестовые глубины, было недостаточно. Нужно было определенный срок держать нерестовые глубины, чтобы рыба зашла, отнерестилась, из икринок вылупились личинки, а из личинок — мальки, и они попали в основное русло. В этом году режим выдержать не удалось, потому что год сам по себе был маловодный, а природа подбрасывает нам иногда такие тяжелые ситуации, на которые мы повлиять никак не можем. Мало притекло воды, снег растаял, впитался, поверхностного стока оказалось мало. Еще и прогноз был не очень удачным. Тем более что он дается с таким большим интервалом, что нам сложно при управлении каскадом принять очень мягкое, гибкое решение. Росгидромет в свою очередь ссылается на то, что у них ограниченная сеть, которая к тому же постоянно сокращается ввиду сокрушения финансирования.
В связи с ранним окончанием половодья в низовьях Волги массово гибнет рыба.
— Рыба была обречена?
— Если бы мы сбросили всю воду из водохранилищ только для покрытия рыбного хозяйства, то остались бы ни с чем. Воды не хватило бы как для энергетической системы, так и воднотранспортной.
— В Сети на форумах при обсуждении проблемы вас иной раз упрекают «в бездарном управлении ГЭС»…
— В связи с этим хочется вспомнить басню Крылова, когда волк говорит ягненку: «Ты виноват лишь в том, что хочется мне кушать». Мы очень часто сталкиваемся с непрофессиональными суждениями. У нас есть Правила использования водных ресурсов водохранилищ. Эти документы согласовываются с субъектами РФ, со всеми отраслями экономики и утверждаются постановлением правительства. Ими и руководствуется Федеральное агентство водных ресурсов России (Росводресурсы).
— Что касается гидрологических прогнозов… Есть единый центр, куда стекается вся информация и автоматически обрабатывается?
— Единого центра для всей России нет, и в этом, на мой взгляд, основная проблема. Получить какие-то региональные данные из организаций Росгидромета нельзя даже под пыткой. По моему мнению, это основной недостаток существующей системы. Мы критикуем Соединенные Штаты Америки, но я могу, не вставая со стула, узнать сейчас, какой расход воды был в Миссисипи вчера или позавчера. А какой был расход воды на реке Волге, я не узнаю. Есть правительством утвержденный перечень данных, которые Росгидромет обязан представлять в другие ведомства. Они, естественно, это делают. Но если какой-то простой ученый со стороны попросит дать ему эти цифры, ему с вероятностью 99% ничего не дадут. Это закрытая информация. И это плохо. Я считаю, что информация, полученная за бюджетные деньги, деньги налогоплательщиков, должна быть открытая.
Источник
Пациент горбольницы №7 о том, как протекает болезнь, чем лечат и почему рад, что оказался на койке на ранних стадиях эпидемии
«В первые четыре дня у меня шесть раз менялся цвет кожи», — рассказывает казанский адвокат и правозащитник Бахром Хамроев, который в апреле переболел COVID-19. 56-летний юрист поделился с «БИЗНЕС Online», какие симптомы выдают «уханьскую чуму», почему стоек для капельниц хватает уже не для всех и за что благодарен врачам, сработавшим в его случае на отлично.
«За несколько дней до вылета почувствовал, что у меня зачесались глаза и появилось неприятное ощущение в горле. Потом прошло, а через несколько дней я приехал в Казань, где у меня почти сразу проявились симптомы»
КАК ПОСТАВИЛИ ДИАГНОЗ
Бóльшую часть времени я проживаю в Москве из-за работы, но моя семья живет в Казани. Я улетел из Москвы 30 марта. Тогда вовсю говорили, что вирус не повлияет на нашу жизнь. После объявления самоизоляции в Первопрестольной резко выросло количество шашлычников, на улицах было очень много женщин с колясками. Тогда я впервые подумал, что у нас будет огромное количество заболевших.
Сам я, наверное, подцепил вирус в Москве. За несколько дней до вылета почувствовал, что у меня зачесались глаза и появилось неприятное ощущение в горле. Потом прошло, а через несколько дней я приехал в Казань, где у меня почти сразу проявились симптомы.
«4 апреля мне стало хуже. В тот день меня госпитализировали. Сперва снова повезли в инфекционку рано утром, а под вечер меня отправили в 7-ю горбольницу на полноценное лечение»
Недомогания стал ощущать уже на следующий день — 31 марта. У меня поднялась температура, начало болеть горло. Ночью жена (адвокат Зухра Хамроева — прим. ред.) вызвала скорую. Сначала меня увезли в Республиканскую инфекционную больницу, откуда после укола вернули домой. Я сдал тест и еще несколько дней провел дома. Там у меня температура поднялась за 38 градусов, появился кашель.
Он прогрессировал, и 4 апреля мне стало хуже. В тот день меня госпитализировали. Сперва снова повезли в инфекционку рано утром, а под вечер отправили в 7-ю горбольницу на полноценное лечение. Тогда были только подозрения на вирус, но мне ничего не говорили.
Параллельно со мной заболела моя семья. К счастью, у них болезнь протекала в легкой форме, жена и дочка переболели дома, находились на карантине. Сейчас могу сказать, что мы смогли перебороть коронавирус.
КАКИЕ СИМПТОМЫ БЫЛИ В ПЕРВЫЕ ДНИ БОЛЕЗНИ
Странные вещи происходили в начале болезни. В первые четыре дня у меня шесть раз менялся цвет кожи. Руки и лицо покрывались трупно-синим цветом, иногда он был слишком насыщенным. Я еще удивлялся, что руки становились невероятно светлыми, даже блестели, затем могли стать желтыми, а после — грязно-серыми. Я в те дни, как набирал немного сил, сразу подходил к зеркалу.
Но потом эти симптомы исчезли. Бывало, что хорошо засыпал, а посреди ночи просыпался весь в поту. Возможно, дело не только в самой инфекции, а в реакции организма на антибиотики и другие лекарства, но ни при каких вирусах раньше такого не было.
Также в первые дни у меня болели глаза, когда я их закрывал, суставы рук, но не уверен, что боль была именно от COVID-19. Возможно, сказывался большой объем антибиотиков, которые я принимал. Еще ближайшие полтора месяца они будут в моем организме, пока полностью не исчезнут.
Кроме внешних изменений, в первые дни я пережил самый тяжелый период болезни. Четыре дня и всю ночь без остановок кашлял, температура не опускалась, даже поднималась до 39,3 — это самая высокая за все время болезни. Было очень плохое состояние, я не мог разговаривать и даже питаться.
Но к аппарату искусственной вентиляции легких за все время лечения меня не подключали. Мне это не потребовалось, врачи проверяли мои легкие и решили, что дыхательная система справляется сама. Мне лишь несколько раз подавали кислород через носовой катетер.
Дальше стало хуже. 8 и 9 апреля был самый трудный период — все симптомы усиливались. Тогда я даже не мог определить, что болело: голова, живот или легкие. Я никогда не чувствовал подобного — когда не знаешь, где болит, но очень плохо. Когда приходил в себя, обращался к Всевышнему, просил, чтобы эта плохая болезнь убралась от человечества, ведь она уничтожает у человека все хорошее, что у него есть. За все время болезни я похудел на 13 кг, не мог есть 7 дней. А когда впервые поел, мне стало плохо: организму было тяжело. В самый тяжелый период, откровенно скажу, я сказал Аллаху, чтобы он забрал меня, я не хотел так больше жить. Поэтому желаю, чтобы никто не заболел, даже животные.
Потом после 10 дней у меня уже появился аппетит, захотел есть. Конечно, регулярно из дома жена отправляла мне куриный бульон. Когда ел, было ощущение, как будто в первый раз в жизни питаюсь.
ЧЕМ ЛЕЧИЛИ
Приходилось терпеть много уколов. Постоянно кололи меня в живот, чтобы не образовался тромб. В первые дни, когда было особо тяжело, мне делали по 6–7 уколов в сутки. К своему удивлению, смог это выдержать. Даже врачи тихо обсуждали, что у меня очень сильный организм. Многие люди сразу кричали, что не могут выдержать тот способ лечения, которые давали мне, они отказывались от антибиотиков. Я же каким-то образом смог все это вытерпеть. За все время пять раз сдавал тест на коронавирус: один раз из дома и четыре — в 7-й. Несколько раз — кровь, два раза — ЭКГ.
Бывало, что за сутки мне капали больше 3,5 л препаратов, это 6–7 капельниц. Помню, мне делали укол, а на соседней кровати лежал человек, который не мог принимать это, ему было плохо. А мне таких уколов ставили очень много каждый день. Фотографировал данные антибиотики. Это уколы для тех, кто болеет малярией, то есть тяжелые препараты, — не каждый выдержит. Но мой организм, слава богу, смог их усвоить и достаточно нормально реагировал, побочных реакций не было.
«Ацесоль» и «Лефлобакт» мне ставили под капельницу. Также давали «Арбидол»
«Ацесоль» и «Лефлобакт» мне ставили под капельницу. Также давали «Арбидол». Отдельно тот же «Арбидол» малоэффективен при моей степени тяжести, но в комплексе при помощи врачей все это дало эффект. Я заметил, что к каждому пациенту особый подход. Рядом со мной лежал 25-летний молодой человек с таким же диагнозом, но его лечили немного по-другому. То есть доктора учитывали все обстоятельства при лечении.
Да, у нас препараты не самого высокого качества. От некоторых лекарств другие государства уже давно отказались, но мы их все равно используем. Тем не менее люди выздоравливают. При мне поправились несколько тяжело больных людей, в том числе и я.
«За три недели в больнице меня в зависимости от моего состояния переводили в другие палаты. В первые дни я лежал еще с тремя людьми — тогда к нам попал имам мечети одного из поселков возле Казани»
О СОСЕДЯХ ПО ПАЛАТЕ
Все время я не мог самостоятельно покидать палаты. Туалет был внутри, нашу дверь закрывали. Я могу сравнить подобное с изолятором, поэтому в шутку говорю, что меня не выписали, а освободили. Палату я покидал только для анализов в сопровождении врачей. Первое время везли на каталке, только ближе к концу лечения мог ходить сам.
За три недели в больнице меня в зависимости от моего состояния переводили в другие палаты. В первые дни я лежал еще с тремя людьми — тогда к нам попал имам мечети одного из поселков возле Казани и глава одного из районов республики. Мы с последним оба сильно тогда кашляли, просидели вместе около суток. Он сам ко мне первым подошел, мы хорошо общались. Потом рассказал, какой пост занимает, а я поведал о своей деятельности, хорошо пообщались. На следующий день к нему зашли медработники, о чем-то они говорили, его перевели в другую палату.
«Я очень благодарен врачам. Реально ощущал и видел, как они вылечили меня за 21 день, хотя тогда мне казалось, что выздоровление затянется на месяцы»
О РАБОТЕ И ОТНОШЕНИИ ВРАЧЕЙ
И конечно, я очень благодарен медикам. Всегда наблюдал, что во всей России татары-врачи очень популярны. Теперь понял почему. Они от всей души подходят к лечению каждого пациента. Кроме знаний, доктора очень хорошо воспитаны. Я говорю это искренне: такое воспитание, как у врачей-татар, мало где встретишь. Настолько качественное отношение к человеку не как к заболевшему организму, а как к личности.
Ко многим сферам в России критически отношусь, я правозащитник, у меня есть свой взгляд на многие вещи, сильно критикую власть. Но в этом вопросе… Реально ощущал и видел, как они вылечили меня за 21 день, хотя тогда мне казалось, что выздоровление затянется на месяцы.
Поэтому не могу ничего плохого сказать про больницу №7. На третий-четвертый этажи завозят самых тяжелых людей. Я лежал на четвертом, потом на третьем, затем меня выписали. У врачей качественный подход к работе, в ответах больным дают минимальную информацию, чтобы те не расстраивались. Не говорят: «У тебя конкретно коронавирус, ты в плохом положении». Все наоборот: «Мы вам потом скажем». Я спрашиваю: «Скажите, я болею коронавирусом или нет?» Доктора отвечают: «Отдыхайте, мы вас вылечим и потом все скажем».
Это продолжалось несколько дней, я специально один и тот же вопрос задавал: «Скажите что-нибудь о моем анализе». Они так же отвечали, но в итоге я все равно узнал свой диагноз по ходу лечения. Когда температура спала и появился аппетит, медики сообщили мне о коронавирусе. Хотя до конца лечения у меня еще чередовались положительные результаты тестов с отрицательными.
Еще не заметил страха или паники у врачей, к которым попал. Все медработники очень хорошо относятся к больным. Признаюсь, был удивлен этим. Мне больше всего запомнился своим отношением к больным медбрат Карим. Я так и не увидел его лица, у него было написано на защитном костюме имя, поэтому запомнил. Даже замечания делают корректные. Когда я лежал без маски, ко мне подошел Карим и по имени-отчеству обратился, попросив ее надеть.
«Мы не из тех переболевших, которые скажут, что не верили в это все, пока не столкнулись»Нажмите, чтобы увеличить
КАК РАСТЕТ ЧИСЛО ЗАБОЛЕВШИХ
Вообще, по ходу лечения я видел много новых пациентов, но врачи на эти темы говорят неохотно. Они никогда не называют цифр, однако по происходящему вокруг я мог понять, что людей поступает очень много. В какой-то момент стало не хватать стоек для капельниц. Приходилось ждать своей очереди, иногда одна стойка делилась на двоих пациентов. В последние дни врач в нашей палате общался с нами по 5 минут, а в начале апреля каждому уделялось намного больше времени.
Вот еще один пример. Ближе к выздоровлению я стал делать замечания уборщицам, потому что ванна и туалет, как мне казалось, не убирались должным образом. Они тихо говорили, что раньше мыли 12 палат, а сейчас за ними 42, поэтому тратят меньше времени, чтобы везде успеть. Такими косвенными ответами удавалось выяснить, что пациентов становится все больше.
В последнюю ночь перед выпиской [с 24 на 25 апреля] я настаивал, чтобы ко мне зашел врач, который на тот момент не посещал меня сутки. В итоге специалиста вызвали, но он сказал, что со мной уже все в порядке и я в постоянном наблюдении не нуждаюсь, зато в течение дня привезли 27 человек, среди которых шестеро в тяжелом состоянии. «Вы понимаете, что я должен бросать их ради посещения вас?» — говорил он мне. У меня к нему никаких претензий, но все эти истории явно показывают, насколько все непросто. Через два дня после выписки мои новые знакомые из больницы рассказывали мне, что новых прибывших начали класть в коридоры. Но я этого не видел.
«МНЕ ПОВЕЗЛО ЗАБОЛЕТЬ В УДОБНЫЙ МОМЕНТ»
Пока я все еще чувствую тяжесть в легких, если долго разговариваю, но со временем это пройдет. При выписке меня не ограничили в физических нагрузках. В Москве мы с друзьями каждый день играем в волейбол, но на ближайшие недели я остаюсь в Казани со своей семьей. Здесь у нас окна выходят на детскую площадку. И на днях увидел, как дети играют в волейбол, несмотря на режим самоизоляции. Признаюсь, очень хотел присоединиться к ним, но воздержался. Все-таки чувствую, что нужно повременить с нагрузкой.
Врачи мне посоветовали больше лежать на животе — минимум на полтора-два часа. Так на легкие оказывается полезная нагрузка. С женой мы сейчас много гуляем, и я не чувствую слабости. Единственное, что доставляет дискомфорт, — это частое желание есть. Раньше такого не было. Возможно, подобное связано с потерей килограммов при лечении.
«Еще в начале марта в России было модно смеяться над COVID-19, якобы до нас такое не дойдет»
Меня расстраивали и расстраивают люди, которые не верят в данную болезнь. Еще в начале марта в России было модно смеяться над COVID-19, якобы до нас такое не дойдет. Я же всегда очень внимательно изучал все, что связано с вирусом. Мы не из тех переболевших, которые скажут, что не верили в это все, пока их подобное не коснулось. Много общаюсь со своими друзьями из Италии. Они мне подробно рассказывали об ужасах, с которыми столкнулись.
Всегда мыл руки дегтярным мылом, но не смог уберечь себя. Я всех призываю беречь себя, следить за гигиеной, мыть квартиру. Самое страшное в России начинается только сейчас. Многие мои знакомые говорят, что мне повезло заболеть именно в тот момент, когда напряжение и нагрузка на докторов были ниже, и именно в Казани, где я столкнулся с замечательными профессионалами. Странно звучит, но я согласен с ними, поэтому советую всем по возможности оставаться дома.
«МОЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ МОЖЕТ СТОЛКНУТЬСЯ С КРИТИКОЙ, НО, КОГДА Я ЗАБОЛЕЛ, МЕНЯ ВСЕ ПОДДЕРЖАЛИ»
Первая неделя была очень сложная, в те дни я ничем не занимался. Потом начал писать в «Фейсбук» и «Инстаграм», с женой общался. Много читал про коронавирус. Изучал способы лечения и следил за странами, которые сильнее остальных страдают от инфекции. Видел много статей о том, как врачам не платят положенных им денег. Я задавал вопросы медицинским работникам, которые спасали мне жизнь. Еще 8 апреля президент РФ Владимир Путин обещал всем врачам, работающим с такими пациентами, как я, выплаты по 80 тыс., младшему медицинскому персоналу — по 25 тыс. рублей. На мои вопросы медики утверждали, что никто ничего на тот момент не получил.
В дальнейшем я бы хотел защищать интересы именно татарстанских врачей. Вообще, моя деятельность может столкнуться с критикой и негативными комментариями, такое случается, но, когда я заболел, меня абсолютно все поддержали. Никто на меня не обрушился с плохими словами. Многие известные люди мне звонили, желали скорейшего выздоровления, предлагали помощь. Ни одного плохого слова я не услышал.
Я старался все время поддерживать связь со своими друзьями — узбеками и таджиками из Москвы. Они мне рассказывали, что скорая не приезжает на вызовы от людей с нерусскими фамилиями. Хотя бы по этому моменту можно оценить возможности отечественной медицины в такой непростой ситуации. С похожей проблемой столкнулся мой друг и известный журналист Максим Шевченко. Он не мог попасть в больницу, ему пришлось за свои деньги проходить обследование, чтобы его с COVID-19 госпитализировали в платную клинику. Это указывает на то, что в целом в России мало что сделано для борьбы с вирусом. Еще раз хочу отметить, что я был приятно удивлен, что в Казани медицина и врачи оказались на отличном уровне. Но большинству тяжело заболевших, к сожалению, повезет меньше, чем мне.
Источник