Что за болезнь была у букаева

В Верховном суде Башкирии вчера завершился процесс над жителями Кумертау Сергеем Букаевым и Константином Сурковым. Год назад они с особой жестокостью расправились с пятерыми своими знакомыми на вечеринке в квартире одной из жертв. Подсудимых признали виновными по четырем статьям Уголовного кодекса, они приговорены к высшей мере наказания — пожизненному заключению, чего и добивалось гособвинение. Процесс проходил в закрытом режиме: на этом настояли родственники жертв, двое из которых были школьниками, а одна — учащейся авиационного колледжа.

Обвиняемые в нашумевшем убийстве пятерых молодых людей в Кумертау 24-летний Сергей Букаев и 22-летний Константин Сурков вчера были приговорены Верховным судом Башкирии к пожизненному заключению в колонии особого режима. Суд установил, что в ночь на 17 апреля прошлого года обвиняемые, находившиеся на вечеринке у общей знакомой, учащейся местного авиационного колледжа, после стихийно возникшей ссоры с особой жестокостью расправились со всеми, кто находился в квартире. Сначала Сергей Букаев нанес смертельное ранение ножом 22-летнему Леониду Пересунько, с которым поссорился из-за старой обиды, а затем тем же способом убил забежавшую на кухню на шум подругу Приходько — 21-летнюю Ирину Андрейченко. Тело первой жертвы убийца посыпал кокосовой стружкой, найденной на кухне, позднее он не смог объяснить следствию причину своего поступка. Хозяйку квартиры и двоих школьников — девушку и юношу — убивали поочередно одним ножом, чтобы скрыть следы первых двух убийств. В крови всех находившихся в квартире молодых людей были найдены следы суррогатного алкоголя. На теле одной из жертв Сергей Букаев пытался вырезать кусок кожи, на другие наносил порезы, и этим своим действиям впоследствии не смог дать объяснения. Эти резаные раны, по всей вероятности, и были причиной, по которой вначале выдвигалась версия о совершении в Кумертау ритуального убийства. Следствие этот мотив опровергло, в том числе опираясь на показания обвиняемых. Они признали свою вину частично, сообщили „Ъ“ в прокуратуре республики. Константин Сурков не отрицал факт убийства и кражи личных вещей убитых, но он не сознался в том, что изнасиловал одну из жертв (это установила экспертиза), а затем поджег квартиру. Сергей Букаев вообще заявил следствию, что убивал не ножом, а с помощью пистолета, но следов огнестрельных ранений и стрельбы в квартире следствие не обнаружило. Эти показания списали на то, что обвиняемый пытался доказать свою невменяемость. Подсудимые стояли на учете в психоневрологическом диспансере после того, как порезали вены, чтобы «откосить» от армии. Но проведенная в ходе суда комплексная экспертиза признала, что в момент убийства они осознавали свои действия.

ВС квалифицировал действия подсудимых как убийство, совершенное с особой жестокостью (ч. 2 ст. 105), насильственные действия сексуального характера (ч. 3 ст. 132), кражу (ч. 2 ст. 158) и умышленное уничтожение имущества (ч. 2 ст. 167). На высшей мере наказания — пожизненном заключении — на прениях настаивало гособвинение. Его поддерживал прокурор Башкирии Андрей Назаров. Суд с позицией прокурора согласился, хотя формально у обоих подсудимых было смягчающее обстоятельство: отсутствие судимости. Точнее, у Сергея Букаева она была — за грабеж, но к моменту вынесения приговора считалась погашеной. По решению суда Сергей Букаев и Константин Сурков должны выплатить компенсации семьям убитых — суммарно 9 млн руб.

Адвокат Суркова Фанус Дашкин сообщил „Ъ“, что уже направил апелляционную жалобу на приговор. Он рассчитывает на смягчение обвинения и назначение 22 лет лишения свободы. «Мой подзащитный заявил, что не имел умысла на убийства и шел на них из опасений за свою жизнь, чтобы Букаев его не убил»,— сказал защитник. Адвокат Букаева Ирина Богданова сообщила, что еще не обсудила приговор с подзащитным. Она предполагает, что он страдает психическим заболеванием, так как в следственном изоляторе несколько раз пытался покончить жизнь самоубийством. «Мы неоднократно просили провести дополнительную судебно-психиатрическую экспертизу, но нам отказали. Также к делу не были приложены справки о том, что он проходил лечение в специализированной больнице»,— отметила адвокат.

Родственники убитых для комментариев вчера были недоступны: по их просьбе процесс проходил без участия прессы.

Булат Баширов

Павел Луспекаев

В фильме «Белое солнце пустыни» Луспекаев снимался уже тяжелобольным, с ампутированными стопами, но только для одного эпизода (когда Верещагин ногами сбрасывает в воду бандитов) был приглашён каскадёр.

«Не везёт мне в смерти…»

Во время войны Павел подростком воевал в партизанском отряде и там сильно обморозил ноги. Тогда же пристрастился к курению, да так, что не выпускал сигареты из рук. В 26 лет он почувствовал первые признаки болезни. Врачи поставили диагноз «атеросклероз сосудов ног» и строго-настрого запретили курить.

Павел отнёсся к словам врачей легкомысленно, продолжал курить и выпивать, и болезнь обострилась. В 39 лет он вновь попадает в больницу, и врачи ставят его перед выбором: либо ампутация обеих ног до колен, либо смерть. Но артист не представлял себя без работы. В итоге он согласился на ампутацию пальцев ног, что и было сделано, но через два года всё же пришлось ампутировать обе стопы.

Звёздная роль

После операции его стали мучить фантомные боли, и врачи назначили наркотический препарат, от которого у Луспекаева развилась зависимость. Но артист быстро осознал весь ужас ситуации и смог постепенно избавиться от зависимости. Одновременно Луспекаев бросил курить и выпивать. Он с трудом учился ходить, но в результате начал двигаться так, что только близкие знали о его увечье.

В 1969 году Луспекаева пригласили сниматься в картине «Белое солнце пустыни». Во время съёмок его состояние ухудшилось, но картину артист закончил. На следующий год он снимался в своей последней картине «Вся королевская рать», на съёмках у него произошёл разрыв аорты и он умер.

Современный подход

Лечение атеросклероза сосудов нижних конечностей – сложное и длительное. Вначале назначают препараты для снятия спазмов мелких сосудов, уменьшения боли и разжижения крови. Если это не помогает, в крупные сосуды устанавливают стенты, заменяют больные сосуды искусственными, при отмирании тканей и гангрене ампутируют ноги. Новейший метод – выращивание новых сосудов с помощью генной терапии.

Сергей Боткин

Доктор Боткин был убеждён, что каждому пациенту надо объяснять причину его болезни и как будет проходить лечение. Пациент Боткин возможность диалога с лечащим врачом даже не рассматривал.

Неверный диагноз

Впервые приступ желчнокаменной болезни Сергей Петрович ощутил, когда ему было 25 лет, но правильный диагноз смог поставить себе только после серии приступов. В то время считали, что желчный пузырь «прополощется» во время приёма минеральных вод и здоровье возвратится. Боткин в течение 15 лет ездил в Карлсбад (Карловы Вары). Лечил себя сам и только водами, иные общепринятые методы лечения отвергал. Поэтому он не принимал морфий и порошок каломели (хлорид ртути), не делал горячие компрессы. Кстати, водолечение помогло, и до конца дней у Боткина не было приступов, только ощущалась тяжесть в области печени.

В 1882 году, выкуривая первую утреннюю сигару, доктор почувствовал сильную боль в груди и удушье. Боль продолжалась три дня. Известный в ту пору врач Н.И. Соколов поставил диагноз «грудная жаба», так тогда называли стенокардию – плохое кровоснабжение сердечной мышцы из-за закупорки сосуда тромбом. Но Боткин с диагнозом не согласился – возможно, он просто его боялся, в то время этот диагноз был смертельным.

Работа вместо лечения

Принимать известные в то время сердечные препараты – настой наперстянки и ландыша – Боткин отказался, хотя доподлинно известно, что он слушал своё сердце с помощью стетоскопа и признал, что да, шум есть. Вместо этого он ещё больше погрузился в работу, хотя был вынужден уже читать лекции сидя.

После смерти сына его состояние резко ухудшилось. Уступив уговорам родных, в 1889 году он поехал во Францию на курорт, перешёл на молочную диету и начал принимать модный в то время кофеин. Там же, на чужбине, доктору внезапно стало плохо. Его пытались спасти с помощью инъекций морфия, но было поздно.

Современный подход

При развитии стенокардии необходимы отказ от курения и соблюдение диеты. Для профилактики возникновения тромбов назначают постоянный приём ацетилсалициловой кислоты, чтобы снять приступы – ß-адрено­блокаторы. Эффективен приём блокаторов кальциевых каналов и нитратов. При необходимости назначают хирургическое лечение: шунтирование или коронароангиопластику – восстановление тока крови по поражённой артерии.

Талдом — это далеко и долго. Здесь уже очень много снега. Между домов-коробок — жестяные синие прутья старой футбольной площадки. За ними крики: «Подавай, на меня, быстрее!» Дверь в квартиру на втором этаже нам открывает красивый молодой парень — это Рома, муж Эли. Из-за его спины робко выглядывает маленькая головка в серой шапке. Эля очень красивая — и на фото, и в жизни: стройная фигура, стеснительная улыбка. Эля очень сильная. У Эли рак.

Начался он, как и всё сложное, очень просто. Эльвира услышала «липома», а липома — это нестрашно. Было. Вначале.

Это сейчас Эля почти не выходит из дома: судорога, которая случалась уже два раза, может начаться снова. В любой момент. А в 2012-м Эля каталась на лыжах. Шишку, которую заметила на ноге, списала на долгие тренировки. Хирург сказал: «Не критично, можно не оперировать». И «не критично» продлилось год. Потом всё-таки операция, первая, дальше — гистология. «Не критично», — повторяли Эльвире, глядя на анализы. И прошёл ещё один год.

Фотографии на стене в квартире Эли БукаевойФото: Максим Новиков для ТД

Врачи сомневались, но твердили, что опухоль доброкачественная. А доброкачественная, значит, проходит. Но у Эли не проходило, у Эли начало болеть. Эля потеряла два года. И начались метастазы, сначала в легких. Назначили 15 курсов химии. Пятнадцать курсов — это очень много, очень долго, очень далеко. Почти как Талдом.

«Шишка торчала настолько, что я второй ногой ее задевала. После нескольких курсов мне сказали, что динамика положительная, что опухоль на 20 процентов уменьшилась. А потом от своего врача я услышала: „Ногу надо отрезать, а с легким что-то делать“. Наверное, отрезать чужие ноги всегда проще».

Ногу Эле не ампутировали, несмотря на то, что в легких копилась жидкость. Дышать уже почти не могла — на машине привозили в больницу, доносили до кабинета. Один, второй, третий раз. Жидкость откачивали, химию назначать перестали. Нужно было делать что-то, только никто не понимал, что именно.

«Я скрывала ото всех, что рак. После первой химии купила парик — в нем ходила на работу, в нем доучивалась в институте. В какой-то момент стало невозможно терпеть эту боль».

В соцсетях для Эли собрали деньги: в первую ночь пришло 600 сообщений от банка. Отправили на химиотерапию в Германию. Эля прошла три курса — с неотрезанной ногой, сменив парик на шапочку, которую носят во время химии.

А потом — снова дом. И внезапная судорога, потеря сознания, МРТ. И — ещё метастазы, которые начали расти, теперь в голове. В первый раз рядом оказалась сестра — вызвала скорую. Врачи шутили: «Ну это же у вас нечасто так». Эле стало страшно, стало страшно всем. «Врачи сказали нам, что каждая судорога — это про смерть», — говорит Рома. Роме тоже страшно.

«После первого приступа меня перестали оставлять одну: вдруг что-то случится. Я теперь всегда под присмотром. От этого, конечно, устаёшь — ты себе уже не принадлежишь. „Куда собралась, что делаешь?“ А куда я могу собраться? До магазина и обратно. Тут близко. Когда близко — мне ещё разрешают».

Рома наливает нам чай, садится рядом с Элей и обнимает её. У них, молодых и красивых, уже есть история: оба жили в одном подъезде, у обоих фамилии с разницей в одну букву, а отчества одинаковые. Эля с сестрой рано потеряли маму, отчима не стало спустя несколько месяцев. Осталась бабушка. А потом появилась семья — любящая, внимательная, живущая этажом ниже. Они с Ромой учились в одной школе, у одних учителей, с разницей в три года. Очень любили уроки английского, где им рассказывали про далекий дождливый Лондон с красными двухэтажными автобусами, курсирующими по Оксфорд-стрит, суровым неприступным Тауэром, восковым музеем мадам Тюссо.

Эля Букаева с мужем Романом у себя домаФото: Максим Новиков для ТД

«Я не понимала всей серьезности болезни. Думала, что вылечусь быстро и мы всё успеем. Но из-за химий пришлось отложить даже свадьбу. Меня тогда впервые спросили: „О чем ты мечтаешь?“.  Я мечтала о Лондоне. Я очень хотела там побывать, пока у меня есть хоть немного времени. Но когда ты всё время лежишь на кровати, только и остаётся, что мечтать».

Несмотря на такое количество курсов химиотерапии, болезнь прогрессирует. Понимая, что сильные боли не отступают (или отступают на время курсов химиотерапии), и денег на покупку обезболивающих лекарств всегда не хватает, а порой и воздуха не хватает, чтобы дышать — Эля обратилась в Детский хоспис «Дом с маяком». Девушку внимательно выслушали и через пару дней в далекий Талдом к ней приехали сотрудники хосписа — врач, координатор, психолог. Привезли лекарства и медицинское оборудование: кислородный концентратор, аспиратор и расходные материалы к ним. Так она стала подопечной «Дома с маяком», который оказывает паллиативную помощь неизлечимо больным детям и взрослым до 25 лет. Чтобы ни у кого не было боли, чтобы можно было не доживать, а жить. Жить и мечтать.

Лондон — это то, что у Эли ещё может сбыться. Правда, очень хочется верить, что есть шанс успеть. Под опекой Детского хосписа находятся больные дети с самыми разными диагнозами. Всего у хосписа 500 пациентов, и у большинства из них очень простые желания — самостоятельные прогулки, отсутствие боли или вот путешествие, как у Эли. А сотрудники «Дома с маяком» мечтают, чтобы на всех хватало лекарств и обезболивающих, кислородных концентраторов и противопролежневых матрасов. Даже если вы подпишитесь на самое минимальное ежемесячное пожертвование — вы сможете приблизить чью-то мечту.

Это фото сделано за несколько часов до трагедии. Слева направо: Ирина, Леня и их убийцы — Сергей Букаев и Константин Сурков.

ИСТОЧНИК KP.RU

Еще больше материалов по теме:
«Массовое убийство в Кумертау»