|
Определие : «ГОЛЛАНДСКАЯ
БОЛЕЗНЬ ЭКОНОМИКИ»
ГОЛЛАНДСКАЯ
БОЛЕЗНЬ ЭКОНОМИКИ [Dutch disease]— ситуация,
при которой рост цен на минеральное сырье (или
открытие месторождений минералов, или
крупное технологическое нововведение
и т. п.), меняя характер сравнительных
преимуществ
данной страны, ведет к поступлению в страну
большого количества иностранной валюты
(обычно долларовой выручки за нефть) и,
следовательно, к удорожанию национальной
валюты (см. Валютный
курс). А это
в свою очередь угнетает традиционный экспорт.
Например., когда Голландия обнаружила
нефть в Северном море, экспорт голландских
тюльпанов резко упал, а безработица в
данном и смежных секторах выросла — отсюда
и название. Как
влияют природные ресурсы
на экономику страны?
Экономисты Джеффри
Сакс и Эндрю Уорнер проанализировали
ситуацию в 97 странах мира за период
с 1971 по 1989 год и пришли к выводу,
что существует прямая зависимость
между запасами сырья и темпами
экономического роста. Чем богаче государство
минеральными, природными и сельскохозяйственными
ресурсами, тем медленнее росла его экономика.
Наоборот, наиболее обделенные ресурсами
страны развивались быстрее всех. Сакс
и Уорнер отмечают, что есть ряд исключений
(Малайзия, Чили и США), которые однако
лишь подтверждают правило.
Государства, базирующие
свой бюджет на налогах, взимаемых с
экспортеров сырья, как правило
обладают менее демократичными политическими
структурами и менее развитым
гражданским обществом. Это происходит
потому, что контроль за добычей и транспортировкой
полезных ископаемых концентрируется
в руках нескольких крупных компаний,
в большинстве случаев связанных с государством.
Руководители этих структур неизбежно
приобретают колоссальное влияние в политической
сфере. Подобное распределение ролей неизбежно
порождает коррупцию: влиятельные нефтяники
(газовики, производители ценной древесины,
алмазов и пр.) добиваются принятия благоприятных
для них решений, которые часто негативно
отражаются на других секторах экономики,
не обладающих столь серьезными финансами
и влиянием. Кроме того, наличие богатых
запасов сырья, в большинстве случаев,
негативно отражается на состоянии самой
добывающей индустрии: руководители этих
фирм или государство предпочитают быстро
получить прибыль, а не делать долгосрочные
инвестиции в расчете на доходы, которые
можно будет получить через десятилетия.
Государства получают
львиную часть доходов бюджета
за счет налогообложения энергетического
сектора, поэтому налоги на граждан
— относительно небольшие, и собираются
они «спустя рукава». Эта система
не стимулирует население активно влиять
на собственную власть, потому что, в отличии
от государств, где высоки личные налоги,
налогоплательщиков не волнует то, каким
образом власти расходуют их деньги. Сверхдоходы,
полученные за счет торговли нефтью, правящие
круги тратят на программы, ставящие своей
целью укрепление их власти. К примеру,
нефтяной бум, разразившийся в Мексике
в 1970-е годы, фактически создал в стране
условия для многолетнего правления одной
партии. Огромные средства, полученные
в 1990-е годы Республикой Конго за счет
продажи полезных ископаемых, были потрачены,
прежде всего, на формирование и оснащение
армии и президентской гвардии. Власти
также тратят огромные средства на предотвращение
формирования социальных групп, которые
могут быть независимы от них: подобные
процессы наблюдались в Алжире, Ливии,
Тунисе и Иране.
По мнению известного
американского журналиста и политолога
Фарида Закарии проанализировавшего
в книге «Будущее Свободы»The
Future of Freedom: Liberal Democracy at Home and Abroad экономические
факторы, необходимые для создания успешных
демократических обществ, сверхдоходы,
получаемые от продажи сырья, не приносят
свободы населению подобных стран. Богатство
подобных государств не способствует
позитивным политическим переменам, потому
что их хозяйственное развитие принципиально
отличается от европейской и азиатской
моделей. Фактически, эти государства
использует свои ресурсы, чтобы «купить»
себе современность: новые здания, автомобили,
технологии, телевизоры и пр. Однако их
общества остаются неразвитыми, и деловой
класс — не автономен от государства, а
полностью от него зависим. Чем
опасна «голландская
болезнь?».
Некоторые
эксперты считают «голландскую
болезнь» одной из
разновидностей “испанской
болезни”, ставшей известной
миру еще со времен открытия
Колумбом Америки. Испанцы,
получив доступ к богатствам
новой земли — в основном
золоту и серебру, вместо
того, чтобы использовать
деньги на развитие
своей страны, стали
тратить их на приобретение
предметов роскоши.
В результате в Европе
началась инфляция невиданных
размеров, что в свою
очередь привело к ухудшению
благосостояния населения. «Испанская
болезнь» характеризовалась
и высокой зависимостью
Испании от своих колоний.
К примеру, после того
как английские пираты
и корсары потопили
одну из «золотых»
эскадр, перевозивших
сокровища индейцев
через Атлантический
океан, в Испании начался
жесточайший экономический
кризис, отразившийся
на всей Европе.
Впоследствии вышеописанные
симптомы наблюдались в Нигерии (в 70-90
гг.), которую до сих пор специалисты рассматривают
в качестве классического примера страны
со всеми симптомами «голландской болезни».
В Великобритании эта «болезнь» проявилась
в 80-х годах, а сегодня она наблюдается
в ряде других стран, в значительной мере
зависящих от экспорта сырьевых, прежде
всего нефтегазовых ресурсов.
В нашем ближайшем
окружении опасность зависимости
экономики от экспорта нефтегазовых
ресурсов существует для стран,
богатых этими ресурсами — России,
Казахстана, Азербайджана.
К примеру, в среде
экономистов России и Казахстана
— стран, показывающих высокие темпы
экономического роста, в последние
годы развернуты дискуссии о наличии
или отсутствии у них негативных
симптомов «голландской болезни». Эти
опасения, высказываемые специалистами,
не случайны, поскольку доля нефтегазового
сектора в ВВП за последние 5-6 лет возросла
в этих странах с 21-24% в ВВП до соответственно
30 и 34%. Ни для кого не секрет, что в условиях
такой доли нефтегазового сектора в ВВП,
высокие темпы экономического роста, существенное
положительное сальдо внешнеторгового
баланса и рост золотовалютных резервов
в огромной степени получены благодаря
резкому скачку мировых цен на нефть. Вклад
нефтяного сектора в прирост ВВП в Казахстане
с учетом мультипликативного эффекта
составляет, по экспертным расчетам их
специалистов, не менее 49-50% по сравнению
с 25 процентами в 2001 году.
Чем
опасна «голландская
болезнь»?
Во-первых,
бюджет государства, опирающегося на экспорт
резко повысившихся в цене сырьевых ресурсов,
«привыкает» к большим доходам. Но как
бы ни шли хорошо дела сегодня, контролировать
мировые цены и объем производства ресурсов
сложно, практически невозможно. При очередном
резком снижении конъюнктуры мировых
цен экономика не сможет быстро возместить
выпадающие доходы, а значит, придется
либо адекватно сокращать расходы, либо
выпускать не обеспеченные эмиссионные
деньги. Любому понятно, что в этом случае
сегодняшний триумф завтра может оказаться
лишь подъемом к самому краю пропасти.
Не случайно и Россия, и Казахстан совершенно
логично стали «сберегать» часть сверхдоходов
от нефтедолларов в специально созданных
для этого стабилизационных фондах.
Во-вторых, при высокой
зависимости экономики от экспорта сырьевых
ресурсов финансовые, людские ресурсы
страны естественно утекают из высокотехнологичных
отраслей и сфер услуг в сырьевые отрасли.
Зачастую это приводит к угнетению развития
добывающих отраслей промышленности и
сферы услуг. Более того, высокие заработные
платы в выгодных сырьевых отраслях приводят
к снижению их конкурентоспособности
по сравнению с обрабатывающими отраслями.
В наиболее негативной форме это проявляется
не сразу, а при обратном изменении мировой
конъюнктуры цен.
В-третьих,
большой приток валюты, полученной от
экспорта сырья, становится причиной роста
денежной массы и соответственно инфляции,
роста внутренних потребительских цен
и снижения уровня реальных доходов населения.
Многие экономисты именно этим объясняют
то, что Россия никак не может снизить
порог инфляции ниже 10-процентного уровня.
Более того, инфляция обесценивает и откладываемые
в стабилизационные фонды избытки сбережений,
если они не используются или не размещаются
на депозитах по эффективным процентным
ставкам.
В-четвертых, экономика
не может быстро абсорбировать большой
приток денег, который не обеспечен необходимыми
товарными ресурсами внутри страны. Большая
часть этих денег вливается в экономику
в форме инвестиций. Однако уровень развития
строительной индустрии, включая мощности
подрядных строительных организаций и
объемов производства строительных материалов,
оказывается значительно меньше имеющихся
финансовых ресурсов. В результате в экономике
быстро растет стоимость строительных
работ, строительных материалов, а также
всего недвижимого имущества, в которое
активно начинают вкладываться «нефтяные»
деньги. Инфляция обесценивает инвестиционные
деньги, в том числе бюджетные расходы,
что воспроизводит потребность в их наращивании.
В-пятых,
обилие доходов от экспорта сырья может
привести к исчезновению стимулов у частных
и государственных институтов делать
какие-либо сбережения. Так как сбережения
являются одним из ключевых факторов будущего
экономического роста, их резкое сокращение
естественно может привести к замедлению
темпов экономического развития.
3. Болеет ли Россия «голландской
болезнью»?
Россия принадлежит к числу
богатейших стран по своим
природным ресурсам, как возобновляемым,
так и невозобновляемым. Достаточно
указать на то, что территория
страны имеет более 1700 млн. га,
водные ресурсы, запасы полезных ископаемых
(нефть, газ, руды цветных и черных металлов
и др.) создают богатые потенциальные условия
для развития экономики. Однако в силу
разного рода причин в условиях переходного
периода от плановой к рыночной экономике
в российской экономике повысилась доля
сырьевых отраслей и снизилась доля обрабатывающей
промышленности. За счет развития сырьевых
отраслей производства страна на данном
этапе решает большинство социально-экономических
проблем развития. Такая тенденция, надо
полагать, носит временный характер.
Если ресурсное богатство нашей страны
и его вовлечение в хозяйственный оборот
обеспечивает экономический рост, то механизм
и законодательная, правовая база соответствующей
практики не обеспечивают нужную и необходимую
эффективность использования этих ресурсов
в соответствии с возможностями, которые
предоставляет рыночная экономика. Речь
идет в данном случае о реализации конституционного
положения о праве частной собственности
на землю, законах об использовании недр
земли и т.п.
Удельный вес топливно-энергетических
ресурсов, куда относится производство
нефти, газа и др., составляет 46,1% в общем
объеме экспорта в конце 90-х гг. Если же
взять все статьи сырьевого экспорта,
то более 75% экспорта России приходилось
на прямой и косвенный экспорт невозобновляемых
ресурсов, т.е. наша страна на мировом рынке
выступает почти исключительно в качестве
поставщика сырья и полуфабрикатов. Продажа
сырья и полуфабрикатов на международном
рынке стала главной целью добычи и первичной
переработки сырья, а внутреннее потребление
этих ресурсов отступило на второй план.
Однако данное
положение дел не следует рассматривать
только с негативной стороны:
— с одной стороны,
добывающие отрасли, в первую очередь
топливно-энергетический комплекс (ТЭК),
служат своеобразным средством, ослабляющим
экономический кризис в стране, смягчающим
общее падение производства. Коль скоро
есть спрос на данный вид товара, объемы
такого производства растут, сохраняются
рабочие места, рабочие получают заработную
плату, а предприятия получают прибыль,
что обеспечивает стране поступления
в государственный бюджет необходимых
средств для осуществления текущей социально-экономической
политики страны;
— с другой стороны,
чрезмерная ориентация на вывоз сырья
приводит к нарастанию экономической
зависимости от состояния мирового рынка,
цен на важнейшие сырьевые ресурсы, порождает
опасность растраты невозобновляемых
ресурсов. Правда
– ли, что сырьевая зависимость
уничтожает Сырьевую зависимость
часто называют «ресурсным проклятьем».
«Голландскую болезнь»
и «ресурсное проклятие» роднит только
одно — недиверсифицированная, зависимая
от экспорта сырья экономика. На этом сходство
заканчивается. «Проклятие» — это не про
макроэкономику, а про институты.
Термин в 1993 году ввел
в употребление профессор Ланкастерского
университета Ричард Аути, изучавший
странную тенденцию падения качества
жизни в богатых нефтью государствах.
Позднее была выявлена другая, гораздо
более важная взаимосвязь: «ресурсное
проклятие» — удел государств с плохими
институтами (таких, как ближневосточные,
африканские и латиноамериканские страны).
Именно на этой закономерности и надо
делать акцент. Ведь если все последние
годы темпы роста в России были неплохими,
то базовые институты, напротив, деградировали:
коррупция росла, подотчетность власти
обществу стремительно уменьшалась, экономика
огосударствлялась.
Механизм «ресурсного
проклятия» несложен. В сырьевой экономике
добывающим отраслям сильные институты
просто не нужны — у них и так все хорошо,
деньги текут рекой. Несырьевым же, чтобы
расти, необходимы институты — независимые
суды, защита частной собственности, неподкупные
чиновники и т.д. Выходит, вопрос в том,
нужны ли институты властной элите. Здесь
как раз и срабатывает механизм «ресурсного
проклятия» — примитивный, но опасный.
Разумеется, любая властная элита заинтересована
в росте экономики: чем больше пирог, тем
больше кусок, который от него можно откусить.
Но, чтобы пирог стал еще больше, придется,
как мы видим, взращивать институты, которые,
естественно, будут мешать отрезать куски.
Элите это неинтересно: в итоге она отказывается
от развития институтов, предпочитая пусть
и меньший пирог, но со своим гарантированным
куском. Получается замкнутый круг: чтобы
расти, несырьевым отраслям нужны развитые
институты, но институты возникают только
при критической массе несырьевых секторов
в экономике. Это ловушка «сырьевого проклятия».
Диверсификация без развитых институтов
невозможна, поэтому вылечить нашу экономику
сугубо экономическими мерами, что советуют
отдельные «эксперты», вряд ли получится.
Более того, известный политолог Майкл
Росс доказал, что чем больше у страны
природных ресурсов, тем меньше шансов
на развитие институтов, а значит — и на
успешную диверсификацию экономики. Поэтому,
чтобы преодолеть «проклятие», придется
поработать над институтами.
Историй полного избавления
от этого недуга пока мало. Но некоторые
государства, оказавшись в ситуации,
похожей на нашу — сырьевая модель при
слабых институтах, — добились успехов
в диверсификации. Опираясь на примеры
Чили, Мексики и Малайзии, можно представить
себе возможную стратегию преодоления
«ресурсного проклятия» и в России.
и т.д…………….. |
