Классификация душевных болезней по филиппу пинелю

В Википедии есть статьи о других людях с фамилией Пинель.

Филипп Пинель (фр. Philippe Pinel; 20 апреля 1745 — 25 октября 1826) — французский врач, основоположник психиатрии во Франции. Работал в парижских больницах Бисетр и Сальпетриер; получил широкую известность благодаря реформе содержания и лечения психически больных. Член Французской академии наук.

Жизнь и деятельность[править | править код]

Филипп Пинель родился 20 апреля 1745 года в Жонкьере, в семье потомственного врача. Первоначальное образование получил в иезуитском коллеже, где готовился к профессии священника[6]. После окончания коллежа переехал в Тулузу и поступил в университет на физико-математический факультет. Окончив университет, Пинель работал преподавателем в коллеже, но затем принял неожиданное решение посвятить себя медицине. Защитив докторскую диссертацию в Тулузском университете, через год он переходит в университет Монпелье[6].

Приобретя медицинское образование, Пинель в 1778 году перебирается в Париж. Там он работает психиатром в частной лечебнице и редактирует «Журнал здоровья» (1784—1789), где публикует статьи по гигиене и психиатрии[7]. В 1794 году стал профессором и впоследствии заведовал кафедрой внутренних болезней и психиатрии в парижской Эколь-де-Санте.

В 1792 году Пинель был назначен врачом парижского заведения для умалишённых Бисетр. В Бисетре он совершил акт гуманности, ставший знаменитым: выхлопотал у революционного Конвента разрешение снять цепи с душевнобольных. Он также добился введения в практику содержания подобных пациентов больничного режима, врачебных обходов, лечебных процедур и много другого[6]. Пинель предоставил больным свободу передвижений по больничной территории, заменил мрачные темницы солнечными комнатами с хорошей вентиляцией и предложил моральную поддержку и добрые советы как необходимую часть лечения[8].

Нововведение Пинеля увенчалось успехом: опасения, будто умалишённые, не закованные в цепях, окажутся опасными и для себя, и для окружающих, не оправдались. В самочувствии многих людей, находившихся десятилетия взаперти, за короткий срок появились значительные улучшения, и эти пациенты были выпущены на свободу[8].

Вскоре по почину Пинеля были освобождены от цепей также пациенты других учреждений (в частности, парижской больницы для женщин с психическими нарушениями Сальпетриер[8]), и в Европе получил распространение принцип их гуманного содержания, с предоставлением свободы и жизненных удобств. Это достижение, стойко ассоциировавшееся с именем Филиппа Пинеля, принесло ему признание во всём мире.

Пинель получил широкую известность также как автор научных трудов в области психиатрии. Его трактат о душевных болезнях (1801) считается классическим трудом; во Франции Пинель стал основателем научной школы психиатров. Помимо психиатрии, работал также в области внутренней медицины и в 1797 году издал сочинение «Nosographie philosophique» («Философская нозография»), в котором утверждалось, что метод исследования в области медицины должен быть аналитическим, как в естественных науках. Этот труд в течение двадцати лет выдержал 6 изданий (в 1797, 1803, 1807, 1810, 1813 и 1818 гг.), был переведён на немецкий язык и сыграл большую роль в развитии рациональной медицины.

На протяжении многих лет Пинель занимал при парижском медицинском факультете кафедру гигиены, а впоследствии — внутренних болезней. В 1803 году он был избран в Академию наук на место Кювье, по секции зоологии и анатомии[6]. Умер от воспаления легких 26 октября 1826 года в Сальпетриере; похоронен на парижском кладбище Пер-Лашез.

Признание и память[править | править код]

Влияние Пинеля на развитие психиатрии было столь велико, что в специальной литературе было принято говорить об «эпохе Пинеля»[9].

Матт Муиджен, говоря о процессе преобразования психиатрической помощи в Европе, отмечает, что в этом процессе, очевидно, решающую роль сыграло влияние специалистов, главным образом психиатров, которые выступали борцами за перемены, таких как Пинель во Франции в XIX веке и Базалья в Италии в XX веке[10]:113. Они предложили концепции новых моделей гуманной и эффективной помощи, революционные для их времени, вытесняющие неудовлетворительные и негуманные традиционные службы[10]:113. Их реальным достижением было умение побудить политиков поддержать эти концепции и убедить коллег внедрить их, тем самым открывая возможность реальных и стойких изменений[10]:113.

По словам Ю. С. Савенко, психиатрия состоялась как наука и научная практика лишь после реформы Пинеля — после снятия с больных цепей и устранения полицейского чина в качестве начальника больницы. Как отмечает Ю. С. Савенко, эти два принципа (принцип добровольности и частичного разгосударствления) остаются в психиатрии актуальными до сих пор; без их соблюдения резко падает объективность диагностики и экспертных заключений и эффективность лечения[11].

В 1885 перед центральным входом в больницу Сальпетриер был установлен памятник Пинелю[9].

Критика[править | править код]

Знаменитый французский философ и историк психиатрии Мишель Фуко отмечал, что Пинель и его единомышленники отнюдь не упразднили практику изоляции безумцев: снимая с больных (притом не со всех) «материальные оковы», Пинель «опутывает их цепями нравственными». Эти изменения проявились в том, что персонал постоянно следил за поведением безумцев, их ошибки высмеивались, любое отклонение от нормального поведения влекло за собой наказание. Пинель и его последователи применяли такие меры, как, в частности, ледяной душ и вращательная машина, причём не в лечебных целях, а исключительно в нравственном контексте — в качестве наказания за проступки и бредовые идеи, если пациент в этих идеях не раскаивался. Как подчёркивал Фуко, со времени Пинеля «безумие оказывается погружённым в систему моральных ценностей и репрессий. Оно обволакивается карательной системой, где безумец, молодея, приближается в своих правах к ребёнку и где безумие с внушённым ему чувством вины оказывается изначально связанным с пороком»[12].

Научные труды[править | править код]

Pinel Ph. Traité médico-philosophique sur l’aliénation mentale, ou la Manie. Paris: Richard, Caille et Ravier, an IX/1800 («Медико-философский трактат о мании»).

Pinel Ph. Observations sur le régime moral qui est le plus propre à rétablir, dans certains cas, la raison égarée des maniaques // Gazzette de santé. 1789 («Наблюдения по поводу душевного обращения, могущего в некоторых случаях восстановить помраченный разум маньяков»).

Pinel Ph. Recherches et observations sur le traitement des aliénés // Mémoires de la Société médicale de l’émulation. Section Médecine. 1798 («Исследования и наблюдения по поводу морального лечения душевнобольных»).

Примечания[править | править код]

Ссылки[править | править код]

Пинель, Филипп // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
Шумский Н.Г. Пинель Филипп. Большая медицинская энциклопедия. Дата обращения 14 января 2019.
Пинель Филипп. История медицины. Дата обращения 14 января 2019.
A Treatise on Insanity, книга Филиппа Пинеля в переводе на английский. Полный текст издания 1806 года.

Источник

Французская революция сумела ликвидировать притеснения и пытки, которые до этого имели место в психиатрических лечебницах. Знаменитый французский психиатр Филипп Пинель (1745—1826) впервые снял цепи с душевнобольных во французских лечебницах Бисетре (1792) и Сальпетриере (1793).

Новый режим, основанный на принципе «долой притеснения!», установил между врачами и больными отношения, основанные на доверии и внимании. Это создало условия для более глубокого изучения душевнобольных.

Пинель дал свою классификацию душевных болезней, на основании которой тупоумие и идиотия стали рассматриваться как две особые формы психозов.

Пинель был одним из тех первых психиатров, рассматривавших идиотию как такое психическое заболевание, при котором наблюдается остановка в развитии интеллектуальных или аффективных способностей.

Пинель определяет это состояние «как более или менее абсолютное нарушение функций разума или чувства». Он правильно видит своеобразие идиотии в стойкости ее характера. Однако Пинель все еще продолжает придерживаться принятого в психиатрии взгляда, согласно которому идиотия — одна из своеобразных форм безумия (аменция).

Само понятие «идиотия» Пинель чрезвычайно расширяет и распространяет на многие состояния, которые резко отличаются по глубине нарушений интеллекта и чувств. Так, Пинель различает 4 вида идиотии:

1) состояние, близкое к животному. Оно характеризуется полной дикостью, отсутствием всех чувств, вплоть до физических потребностей;

2) состояние, при котором имеются некоторые понятия и физические потребности;

3) глупость — состояние, при котором в какой-то степени имеются разум и речь;

4) имбецилизм — состояние, при котором у субъекта наблюдается постепенное ухудшение некогда имевшегося разума.

Таким образом Пинель, хотя и нечетко, но различает две клинические формы слабоумия — врожденную и приобретенную.

Сам Пинель непосредственно не занимался углубленным изучением тех форм психозов, которые он относит к идиотии. Одним из первых врачей, посвятивших свою деятельность преимущественно изучению идиотии, был ученик Пинеля Жан-Этьен-Доминик Эскироль (1772—1840). До Эскироля врачи считали идиотию такой же болезнью, как помешательство, безумие. Эскироль впервые указал на то, что идиотия — не болезнь, а состояние, которое, с его точки зрения, характеризуется тем, что при нем умственные способности никогда не проявлялись или же не развились в течение жизни. Эскироль впервые четко разграничил врожденное и приобретенное слабоумие. Он отнес идиотию к аменции и образно сравнил ее с бедняком, который был вечным бедняком. Наряду с аменциями Эскироль выделил дементных слабоумных. Их состояние ума он сравнивал с состоянием постепенно разоряющегося богача.

Для обозначения более легкой формы идиотии. Эскироль ввел понятие «имбецилизм». До Эскироля термин «имбецилизм» применялся в разных аспектах. В одних случаях он употреблялся как синоним термина «идиотия», в других — этим термином обозначалась клиническая группа слабоумия, соответствующая более позднему пониманию деменции.

Для обозначения одной из градаций слабоумия Эскироль ввел термин «умственная отсталость». Эскироль — автор ряда многоплановых классификаций слабоумных. Выше мы уже отмечали вариант классификации, в основе которой лежит клинический признак — врожденное и приобретенное слабоумие. Второй вариант классификации — это деление слабоумных по степени отсталости на идиотов, имбецилов и умственно отсталых. Эскироль установил связи между клиническими признаками и глубиной отсталости. Он придерживался того мнения, что идиотия — это врожденное слабоумие, а умственная отсталость — приобретенное. Имбецильность же может быть врожденной и приобретенной.

Эскироль ввел и симптоматическую классификацию. При этом в качестве ведущего симптома он выделил состояние речи слабоумных. Так, на основе состояния речевого развития Эскироль различает пять групп или категорий слабоумных:

1) имбецилики первой степени, имеющие свободную и легко понимаемую речь;

2) имбецилики второй степени, имеющие легко понимаемую речь и ограниченный запас слов;

3) идиоты первой степени, пользующиеся короткими словами и фразами;

4) идиоты второй степени, пользующиеся только односложными словами и выкриками;

5) идиоты третьей степени, не имеющие никакой речи.

По мере накопления Эскиролем большего количества наблюдений он все более уточняет характеристики слабоумных и вводит новые признаки для классификаций.

Его уже не удовлетворяет только речевой признак. Поэтому он дополняет характеристики слабоумных некоторыми показаниями, выражающими эмоциональные качества отдельных групп слабоумных, возможности и перспективы их развития.

С этой точки зрения Эскироль делит слабоумных на две группы.

а) послушные и услужливые субъекты, оказывающиеся в состоянии приобрести лишь небольшой объем знаний;

6) субъекты с неравномерным развитием способностей и неустойчивым поведением.

Таким образом, Эскироль не выработал вполне его удовлетворявшего универсального определения сущности слабоумия, не дал единой классификации слабоумия. Он пользовался несколькими классификациями, имевшими в своей основе разные критерии.

Все это служит свидетельством глубины исследований Эскироля, показателем понимания им сложности того явления, состояния, которое мы теперь называем слабоумием.

Следует также отметить, что Эскироль делал попытки установить взаимосвязь между симптомами слабоумия. Но эту задачу он не мог решить при современном ему уровне развития науки. Ведь вопросы корреляции этиологических, клинических, анатомо-физиологических, симптоматических, психологических, социальных и других признаков слабоумия не решены и в наши дни и продолжают оставаться одной из главных проблем учения о слабоумии.

Можно утверждать, что именно Эскироль положил начало клиническому и психологическому изучению слабоумия.

После Эскироля изучение слабоумия стало самостоятельной психиатрической, а в дальнейшем и психолого-педагогической проблемой.

Основные положения Эскироля о слабоумии легли в основу всех последующих исследований и учений в этой области.

Учение Эскироля о слабоумии относится к тем счастливым находкам в науке, которые стимулировали разв ит ие теории пси хиатрии. Даже критика некоторых не принимавшихся психиатрией взглядов Эскироля служила эффективным толчком к зарождению новых теорий, новых учений в области клиники и даже психологии слабоумия.

Таким образом, рожденные Великой французской буржуазной революцией исследования Пинеля и Эскироля показали, что идиоты не представляют собой единой группы индивидуумов, как это считалось раньше. Среди них стали различать субъектов с различными возможностями. Некоторые перестали казаться безнадежными.

Источник

Грязные холодные каменные мешки, по стенам которых сочится вода. Вместо постелей – охапки полусгнившего сена: его меняют лишь тогда, когда заблагорассудится служителям. Страх перед безумцами заставляет держать почти всех сумасшедших связанными по рукам и ногам, прикованными к вмонтированным в стены кандалам и железным ошейникам. Ареал обитания – около полутора метров в диаметре. Расковывают больных крайне редко – почти никогда. Люди годами не видят света, не чувствуют свежего воздуха, постоянно живя в душном мраке. Они обречены на такое существование пожизненно, невзирая на возможные спонтанные ремиссии, наступающие у некоторых из них даже без лечения. Но ремиссии не играют в их судьбе никакой роли: если человек попал в эти стены, то это уже навсегда. Кормят пациентов-узников от случая к случаю, держа, по существу, впроголодь. Еда, скудные средства на которую отпускают муниципалитеты, в значительной мере разворовывается надзирателями, в число коих нередко попадают тайные садисты, безнаказанно издевающиеся над пациентами. Впрочем, больных этого профиля даже и нельзя называть таким образом, так же, как и дома для их содержания не стоит называть больницами. Это, скорее, коллекторы, в которых аккумулируются безумцы, изолируемые обществом от общества. Такова обычная картина средневекового сумасшедшего дома. Запахи и звуки остаются за кадром…

В духе Руссо

Помимо религиозных обрядов, бывших непременным обиходом психиатрического лечения, в этих домах применялись методы, бывшие крайне болезненными, оставаясь при этом бесполезными: хирурги делали надрезы на головах сумасшедших, рассчитывая «снизить давление на мозг» и «выпустить ядовитые жидкости и пары»; затылок больных прижигали раскалённым железом; некоторых из пациентов помещали в воду до наступления асфиксии (срок процедуры определялся троекратным прочтением молитвы «Miserere» – «Смилуйся») – мнение о сакральных лечебных свойствах воды берёт исток в языческих верованиях…

Такое положение дел в целом сохранялось до конца XVIII века, когда некоторые европейские врачи, независимо друг от друга, попытались изменить положение дел. В.Кьяруджи в Италии и Ж.Дакен во Франции впервые расковали своих пациентов, но брутальная средневековая тенденция начала меняться лишь после психиатрической революции, осуществлённой французским врачом Ф.Пинелем.

Филипп Пинель (1745-1826) сначала изучал богословие и даже успел получить низший церковный сан, но его мировоззрение сформировалось под влиянием философских воззрений Ж.О.Ламетри и Д.Дидро. Именно Пинель вошёл в историю в качестве реформатора психиатрии, видимо, оттого, что его революция совпала хронологически и декларативно – свобода, равенство, братство (libert , egalit , fraternit ) – с Великой французской буржуазной революцией. «Медико-философский трактат о психическом расстройстве или мании» Пинеля стал, по мнению исследователя психиатрии XIX века К.Дёрнера, «попыткой интегрировать и закрепить буржуазно-либеральные достижения революции на пути социальной реформы».

Психиатрию Пинель помещал между медициной и наукой об управлении государством и обществом, говоря о том, что для общественного блага необходимо крепкое правительство, которое может найти в его книге важные рекомендации. Он писал о классе аристократов и низшем сословии, для которых риск возникновения психического расстройства высок, так как первые «чураются физической работы», а вторые «пребывают в разврате и нищете». Оба этих социальных фактора Пинель отнёс к важнейшим рискам потенциальной манифестации психопатологии. В духе Руссо Пинель считал общество генератором собственных болезней. Симптоматично здесь то обстоятельство, что идеалы и приоритеты социально крепнущего, всё более влиятельного третьего сословия определяют для психиатра критерии правильного воспитания личности и границы психиатрической нормы: именно буржуа в его теории оказываются социальным классом, наиболее
защищённым от психического расстройства, так как жизнь и занятия этой категории граждан отличаются от жизненных ценностей тех классов, чьи возникновение и статус были обусловлены феодальным строем. Работа как средство профилактики безумия и метод его терапии становятся для Пинеля важным фактором, связанным с приоритетами растущего капитализма. В эпоху феодализма такое суждение было бы немыслимо.

Сфера религиозности без религии
О Пинеле часто говорят как об идейном материалисте, и основания для этого есть. Французский врач не считал целесообразным создание религиозной атмосферы в психиатрических стационарах, запрещал давать религиозные книги «меланхоликам от благочестия» и рекомендовал сажать в тюрьму «праведниц, каковые почитают себя боговдохновенными и постоянно пытаются и других обратить в свою веру», констатировав, таким образом, угрозу социального и медицинского содержания, исходящую от индукторов потенциальных психических эпидемий. Вместе с тем идеология Пинеля не была однозначно материалистической. Он полагал, что безумие – это расстройство воли, неконтролируемая власть инстинктов, необъяснимых такими причинами внешнего порядка, как морфологические изменения головного мозга: церебральные стигмы доктор полагал лишь частным случаем, не обладающим универсальностью объяснения психопатологии. Французский психиатр отнюдь не предлагал уничтожить нравственное содержание религии, считая её важнейшим компонентом в процессе терапии психических расстройств, позволяющим прививать пациентам социальные нормы, постоянно иллюстрируя и подтверждая это обстоятельство клиническими примерами. Психиатрическая больница в трактовке Пинеля становилась областью этики и морали, «сферой религиозности без религии».

Наиболее частой причиной психических расстройств он считал моральные потрясения, лишь допуская при этом актуальность физических причин, в частности повреждение головы: «Как я могу допустить, чтобы кровообращение в мозгу и различные степени возбуждения и упадка отправлений этого органа были достаточны для раскрытия тайны о местопребывании мышления и его расстройствах?» – вопрошал Пинель, и эти слова произнесены вовсе не материалистом.

психических расстройств, позволяющим прививать пациентам социальные нормы, постоянно иллюстрируя и подтверждая это обстоятельство клиническими примерами. Психиатрическая больница в трактовке Пинеля становилась областью этики и морали, «сферой религиозности без религии».

в самых тягостных колебаниях. После долгих часов душевной борьбы… он решается принять пищу». Пинель в этом эпизоде разве что не бил в бубен шамана.
«Сцена первого контакта врача с его больным – это церемониал, начальная демонстрация силы». Французский психиатр полагал, что «моральная причина» заболевания подвластна мерам внушения и советовал врачам подходить к пациенту с «устрашающим видом, с твёрдостью, способной поразить воображение и убедить его в том, что всякое сопротивление тщетно».
Пинель был не меньшим идеалистом, чем психиатры современной ему Германии, используя даже не саму плеть, а её виртуальный образ. Материалисты предпочитали субстрат лекарств, идеалисты – концепт слов и благодеяний
в самых тягостных колебаниях. После долгих часов душевной борьбы… он решается принять пищу». Пинель в этом эпизоде разве что не бил в бубен шамана.

«Сцена первого контакта врача с его больным – это церемониал, начальная демонстрация силы». Французский психиатр полагал, что «моральная причина» заболевания подвластна мерам внушения и советовал врачам подходить к пациенту с «устрашающим видом, с твёрдостью, способной поразить воображение и убедить его в том, что всякое сопротивление тщетно».

Пинель был не меньшим идеалистом, чем психиатры современной ему Германии, используя даже не саму плеть, а её виртуальный образ. Материалисты предпочитали субстрат лекарств, идеалисты – концепт слов и благодеяний (или наказаний). В отношении лекарственной терапии Пинель был весьма сдержан. «Смирительная рубашка, – писал он, относя это репрессивное средство к важнейшим терапевтическим процедурам, – имеет значение воспитательной меры». Он рекомендовал обливание головы больного струёй холодной воды (всё та же сакральность воды, уходящая в плюсквамперфект хронологии), но – в духе гуманизма века Просвещения – «…никаких грубостей и оскорблений», а также весьма одиозные с сегодняшней точки зрения маску Аутенритта и кресло Дарвина: «Как репрессивная мера они зачастую бывают достаточны, чтобы подчинить общему правилу ручного труда способную к нему сумасшедшую, чтобы преодолеть упорный отказ от пищи либо обуздать помешанных в уме женщин, одержимых чем-то вроде непоседливого и взбалмошного упрямства».

Но Пинель говорил об ограничительной мере не как о способе сугубо физического или социального ограничения больного, а именно как о пути воздействия на его больную психику: этот портал действительно иногда открывался после того, как на него воздействовали брутальным образом. «В подавляющем большинстве случаев основополагающий принцип излечения мании состоит в том, чтобы прибегнуть вначале к энергическому подавлению, а затем уже переходить к благожелательности в отношении больного». Дело не в том, насколько это верно, а в том, что будто бы материалистический подход Пинеля, ориентированный на Дидро и Ламетри, по существу был замаскированной от самого врача натурфилософией в духе Шеллинга – с передачей лечебных инициатив природе.

Пинель говорил о том, что врачу следует иметь представление о личности в пре-морбиде, но воздерживался от патологоанато-мических и патофизиологических гипотез: «Самые тщательные анатомические исследования ничего не могли выяснить относительно точной локализации и характера душевного заболевания». Французский врач полемизировал с немецким психиатром В.Гредингом, считавшим, что причиной психических расстройств являются изменения черепа и головного мозга: Пинель предполагал многообразие локу-сов психопатологии: «Первичное место данной болезни (мании) находится в желудке и кишках, и от этого центра болезнь иррадиирует на рассудок».

Он говорил о «полной необходимости поручать душевнобольных попечению посторонних людей, удаляя их таким образом из обычной обстановки»; и это суждение констатирует сходство его идеологии с воззрениями современной ему идеалистической немецкой психиатрии: та же самая концепция взята французским психиатром с обратным знаком. Если немецкие врачи использовали плеть для «восстановления связей пациента с внешним миром», считая, что боль от наказания может установить адекватный контакт пациента с социумом, то Пинель применил для тех же целей пряник, больничную палату и трудотерапию: «Регулярные занятия изменяют болезненное направление мыслей, способствуют восстановлению умственной деятельности». Но иногда французский психиатр тоже щёлкал кнутом (впрочем, только для вида – с целью создания определённого имиджа, который считал целесообразным и благотворным): «облачённый так, чтобы повергнуть его (больного) в ужас, с горящим взором и громовым голосом, в окружении толпы прислужников, вооружённых крепкими и громко бряцающими цепями. Перед сумасшедшим ставят суп и отдают строжайший приказ съесть его в течение ночи, если он не желает, чтобы с ним обошлись самым жестоким образом. После этого все удаляются, оставив помешанного

Его правоту подтвердило время
Пинелю принадлежит классификация психических расстройств, которая тоже стала продуктом идеализма: психиатр отличал заболевания друг от друга по содержанию переживаний на уровне симптомов, вне нозологической концепции, без выделения каких-либо материальных субстратов патологий в качестве опорной классификационной решётки, по существу, оказавшись в этом отношении единомышленником алиенистов Средневековья. Позднее, впрочем (1818 г.), он создал иную классификацию, в которую внёс элементы патогенетического структурирования, выделив «неврозы церебральных функций», обозначив дуализм своих воззрений. Тем не менее основным его методологическим подходом в создании классификации была спекулятивная дедукция в духе Декарта, в силу которой его нозографический вид оказался результатом отвлечённой идеи, вытекавшей из сходных черт, характеризующих одно и то же заболевание. Никакого анатомического субстрата – только дедуктивные аналогии и соответствия. Планеты, вычисленные теоретически – по траектории их орбит. Правда, потом оказалось, что для расчётов применялась неправильная формула.

Пинель был современником Марата и Робеспьера. Но в то время как они были заняты тем, чтобы осчастливить человечество, доктор выхлопотал у революционного конвента разрешение расковать душевнобольных. Триаду французских революционеров, поглощённых карманьолой о свободе, равенстве и братстве, но при этом не усомнившихся отсечь несколько десятков тысяч голов сограждан, доктор Пинель дополнил четвёртым элементом – Charite – милосердие, превратив революционную триаду в тетраду. Без четвёртого элемента все остальные революционные преобразования были для французского врача бессмысленными. Время подтвердило его правоту, что с большим опозданием – уже стоя на эшафоте – возможно, поняли Дантон, Сен Жюст и Робеспьер.

В отличие от них Пинель, видимо, сознавал то, что нельзя осчастливить всех людей, особенно принудительно, но можно попытаться помочь некоторым из них. Не стоит декларировать братство там, где пока что нет даже добрососедства. Не надо бесконечно твердить о свободе; имеет смысл устранить жестокие и унизительные ограничения. Нелепо требовать прав, не оговорив обязанностей. Нельзя уравнивать людей, отсекая им головы.
Французский врач был добрым человеком. И ему просто стало жаль тех людей, на чьё положение мало кто обращал внимание до сей поры, которых и лечили-то врачи-алиенисты. Этот термин происходил от английского слова «alien» – чужой, что ярко иллюстрирует отношение общества к самой проблеме и к пациентам такого профиля. Никому не было дела до этих людей. Кроме нескольких человек во всей Европе.

В истории медицины есть немало докторов, чьи врачебные достижения, каковы бы они ни были, всё же, не столь заметны, как их человеческие поступки. Доктор Ф.П.Гааз, отдававший последние деньги каторжникам, уходящим в Сибирь по Владимирке; А.Швейцер, оставивший удобную Европу и уехавший в Африку, переполненную прокажёнными и малярийными больными, проведя в Ламбарене (нынешний Габон) 46 лет, не считая нескольких непродолжительных перерывов; Януш Корчак, не оставивший детей перед лицом смерти и вместе с ними вошедший в газовую камеру… Все они были просто – и прежде всего – добрыми людьми.

Филипп Пинель принадлежит к числу этих врачей, и нам, в общем, безразлично, что он сделал кроме этого: любые открытия меркнут перед его поступком. Он сделал для больных больше, чем любой психиатр за все те столетия, в течение которых существует эта наука. Его милосердие – Charite – навсегда останется одним из главных событий в истории психиатрии, переставшей быть алиенистикой – наукой изучения «чужих», едва ли не инопланетян.

Игорь ЯКУШЕВ,
доцент Института
ментальной медицины
Северного государственного
медицинского университета.
Архангельск.

Источник