Кто исцелил илью от болезни и наделил его богатырской силой

В старину было в стародавнюю,
При ласковом князе Володимире,
Во славном городе во Муроме,
Во селе было Карачарове,
Сиднем сидел Илья Муромец, крестьянский сын,
Сиднем сидел цело тридцать лет.
Уходил государь его батюшка
Со родителем со матушкою
На работушку на крестьянскую.
Как приходили калики[*] перехожие
Под тое окошечко косявчато[*],
Говорят калики таковы слова:
«Ты пойди, Илья, принеси испить!»
— Нища братья, я без рук, без ног!
«Ты вставай, Илья, нас не обманывай!»
Илья стал вставать, ровно встрепанный;
Он пошел, принес чашу в полтора ведра,
Нищей братии стал поднашивать,
Ему нищи отворачивают,—
Выпивал Илья без отдыху.
Нища братья у Ильи спрашивали:
«Много ли, Илья, чуешь в себе силушки?
— От земли столб был да до небушки,
— Во столбу было золото кольцо,
— За кольцо бы взял — Святорусску[*] поворотил!—
«Ты поди, Илья, принеси другу чашу!»
Илья стал им поднашивать,
Они Илье отворачивают.
Выпивал Илья без отдыха,
Они у Ильи стали спрашивать:
«Много ли Илья чуешь в себе силушки?»
— Во мне силушки-половинушка.—
Говорят калики перехожие:
«Будешь ты, Илья, великий богатырь,
И смерть тебе на бою не написана.
Бейся-ратися со всяким богатырем
И со всею поленицею[*] удалою;
А только не выходи драться
Со Святогором богатырем:
Его и земля на себе через силу носит;
Не бейся и с родом Микуловым:
Его любит матушка-сыра земля;
Не ходи еще на Вольгу Всеславьевича:
Он не силою возьмет, так хитростью-мудростью.
Доставай, Илья, коня себе богатырского,
Выходи в раздольице чисто поле,
Покупай первого жеребчика немудрого,
Станови его в сруб на три месяца,
Корми его пшеном белояровым;
А пройдет поры-времени три месяца,
Ты по три ночи жеребчика в саду поваживай,
И в три росы жеребчика выкатывай.
Подводи его к тыну ко высокому:
Как станет жеребчик через тын перескакивать
И в ту сторону, и в другую сторону,
Поезжай на нём куда хочешь».
Тут калики потерялися.
Пошел Илья к родителю ко батюшку
На тую на работу на крестьянскую:
Очистить надо пал[*] от дубья—колодья.
Он дубье колодье все повырубил,
Во глубоку реку повыгрузил,
А сам и сшел домой.

Встали отец с матерью от крепкого сна—испугалися:
«Что это за чудо подеялось?
Кто бы нам это сработал работушку?»
Пошел Илья в раздольице чисто поле,
Видит: ведет мужик жеребчика немудрого,
Бураго жеребчика косматенького.
Покупал Илья того жеребчика,
Что запросил мужик, то и дал;
Становил жеребчика в сруб на три месяца,
Кормил его пшеном белояровым,
Поил свежей ключевой водой,
И прошло времени три месяца,
Стал Илья жеребчика по три ночи в саду поваживать,
В три росы его выкатывать;
Подводил к тыну ко высокому,
И стал бурушко через тын перескакивать
И в ту сторону, и в другую сторону.

Тут Илья Муромец
Седлал добра коня, зауздывал,
Брал у батюшки, у матушки
Прощеньице—благословеньице
И поехал в раздольице чисто поле.

Далее →

© «Онлайн-Читать.РФ»
Обратная связь

Возле города Мурома в пригородном селе Карачарове у крестьянина Ивана Тимофеевича да у жены его Ефросиньи Поликарповны родился долгожданный сын. Немолодые родители рады-радехоньки. Собрали на крестины гостей со всех волостей, раздернули столы и завели угощенье — почестей пир. Назвали сына Ильей. Илья, сын Иванович.
Растет Илья не по дням, а по часам, будто тесто на опаре подымается. Глядят на сына престарелые родители, радуются, беды-невзгоды не чувствуют. А беда нежданно-негаданно к ним пришла. Отнялись у Ильи ноги резвые, и парень-крепыш ходить перестал. Сиднем в избе сидит. Горюют родители, печалятся, на убогого сына глядит, слезами обливаются. Да чего станешь делать? Ни колдуны-ведуны, ни знахари недуга излечить не могут. Так год минул и другой прошел. Время быстро идет, как река течет. Тридцать лет да еще три года недвижимый Илья в избе просидел.
В весеннюю пору ушли спозаранку родители пал палить [Пал — пожог; пал палить — сжигать срубленные деревья.], пенья-коренья корчевать, землю п Од новую пашню готовить, а Илья на лавке дубовой сидит, дом сторожит, как и раньше.

/>
Вдруг: стук-бряк. Что такое? Выглянул во двор, а там три старика — калики перехожие [Калики перехожие — странники.] стоят, клюками в стену постукивают:
— Притомились мы в пути-дороге, и жажда нас томит, а люди сказывали, есть у вас в погребе брага пенная, холодная. Принеси-ка, Илеюшка, той браги нам, жажду утолить да и сам на здоровье испей!
— Есть у нас брага в погребе, да сходить-то некому. Недужный я, недвижимый. Резвы ноги меня не слушают, и я сиднем сижу тридцать три года, — отвечает Илья.
— А ты встань, Илья, не раздумывай, — калики говорят.
Сторожко Илья приподнялся на ноги и диву дался: ноги его слушаются. Шаг шагнул и другой шагнул… А потом схватил ендову [Ендова — широкий сосуд с отливом (открытым носком) для кваса, пива, вина.] полуведерную и скорым-скоро нацелил в погребе браги. Вынес ендову на крыльцо и сам себе не верит: «Неужто я, как все люди, стал ногами владеть?»
Пригубили калики перехожие из той ендовы и говорят:
— А теперь, Илеюшка, сам испей!
Испил Илья браги и почувствовал, как сила в нем наливается.
— Пей, молодец, еще, — говорят ему странники. Приложился к ендове Илья другой раз. Спрашивают калики перехожие:
— Чуешь ли, Илья, перемену в себе?
— Чую я в себе силу несусветную, — отвечает Илья. — Такая ли во мне теперь сила-могучесть, что, коли был бы столб крепко вбитый, ухватился бы за этот столб и перевернул бы землю-матушку. Вот какой силой налился я!
Глянули калики друг на друга и промолвили:
— Испей, Илеюшка, третий раз!
Выпил Илья браги третий глоток. Спрашивают странники:
— Чуешь ли какую перемену в себе?
— Чую, силушки у меня стало вполовинушку! — отвечал Илья Иванович.
— Коли не убавилось бы у тебя силы, — говорят странники, — не смогла бы тебя носить мать сыра земля, как не может она носить Святогора-богатыря. А и той силы, что есть, достанет с тебя. Станешь ты самым могучим богатырем на Руси, и в бою тебе смерть не писана. Купи у первого, кого завтра встретишь на торжище, косматенького неражего [Неражий — здесь: невидный.] жеребеночка, и будет у тебя верный богатырский конь. Припаси по своей силе снаряженье богатырское и служи народу русскому верой и правдой.
Попрощались с Ильей калики перехожие и скрылись из глаз, будто их и не было.
А Илья поспешает родителей порадовать. По рассказам знал, где работают. Старики пал спалили да и притомилися, легли отдохнуть. Сын будить, тревожить отца с матерью не стал. Все пенья-коренья сам повыворотил да в сторону перетаскал, землю разрыхлил, хоть сейчас паши да сей.
Пробудились Иван с Ефросиньей и глазам не верят: «В одночасье наш нал от кореньев, от пеньев очистился, стал гладкий, ровный, хоть яйцо кати. А нам бы той работы на неделю стало!» И пуще того удивились, когда сына Илью увидели: стоит перед ними добрый молодец, улыбается. Статный, дородный, светлорадостный. Смеются и плачут мать с отцом.
— Вот-то радость нам, утешение! Поправился наш ясен сокол Илеюшка! Теперь есть кому нашу старость призреть!
Рассказал Илья Иванович про исцеление, низко родителям поклонился и вымолвил:
— Благословите, батюшка с матушкой, меня богатырскую службу нести! Поеду я в стольный Киев-град, а потом на заставу богатырскую нашу землю оборонять.
Услышали старики такую речь, опечалились, пригорюнились. А потом сказал Иван Тимофеевич:
— Не судьба, видно, нам глядеть на тебя да радоваться, коли выбрал ты себе долю воина, а не крестьянскую. Не легко нам расставаться с тобой, да делать нечего. На хорошие дела, на службу народу верную мы с матерью даем тебе благословение, чтоб служил, не кривил душой!
На другое утро раным-рано купил Илья жеребенка, недолетка косматого, и принялся его выхаживать. Припас все доспехи богатырские, всю тяжелую работу по хозяйству переделал.
А неражий косматый жеребеночек той порой вырос, стал могучим богатырским конем.
Оседлал Илья добра коня, снарядился сам в доспехи богатырские, распростился с отцом, с матерью и уехал из родного села Карачарова.