Новосибирские ученые лекарство от всех болезней

Новосибирские ученые лекарство от всех болезней thumbnail

В отличие от диких мышей лабораторные поколениями приучены к тому, чтобы их можно было спокойно брать за хвост. Но если проявишь неосторожность, они всё равно цапнут

В новосибирском Академгородке установлен памятник лабораторной мыши, которая вяжет нить ДНК. Это сделали в знак благодарности животным, которые помогают учёным изобретать лекарства от разных болезней. В честь наступающего года Крысы по китайскому календарю мы отправились в Институт химической биологии и фундаментальной медицины СО РАН, где работают над лекарством от рака.

В институте нас встречает научный сотрудник Даниил Гладких. В лаборатории он устраивается на столе, где иногда спит, если эксперимент на мышах затягивается, и начинает кратко рассказывать о себе: закончил факультет биологии АГУ, а затем в аспирантуре Института цитологии и генетики изучал нейрогеномику поведения — то, какие гены ответственны за наше психическое поведение. На эксперименты для кандидатской диссертации у него ушло 300 крыс.

— С мышами легче и быстрее работать, но не так интересно. Крысы гораздо сложнее, у каждой есть свой темперамент, психика гораздо ближе к человеческой, а мыши — это просто кусок генотипа, они до секундочки одинаковые.

В лаборатории биохимии нуклеиновых кислот группа ученых создаёт доставщик лекарства от рака на основе малых интерферирующих РНК

— Здесь, в лаборатории биохимии нуклеиновых кислот, группа ученых занимается тем, что пытается придумать лекарство от рака, — продолжает Даниил. — Мы пытаемся создать доставщик лекарства от рака на основе малых интерферирующих РНК. Это такие маленькие последовательности РНК, которые, попадая в организм человека, выключают у него на время определенные гены. Чтобы клетка не выводила раковую химиотерапию, мы выключаем у неё ген множественной лекарственной устойчивости, и это помогает лечить.

Как проходят эксперименты

Прибор, с помощью которого ученые изучают воздействие препаратов на мышей, называется «In vivo имиджер». В ответ на вопрос, почему на него приклеена бумажка с надписью «бордель», Даниил Гладких смеется:

— Потому что я его чиню постоянно. С ним каждый раз происходит какой-то секс. Этот чешский прибор помогает нам изучать животных. Мы их усыпляем, перекладываем в такой простенький переходник из линейки и скотча, и смотрим, как в живой мыши наше лекарство пошло в те или иные внутренние органы — всё это светится.

Этот прибор позволяет изучать распределение лекарства в органах мышей

Вкалывают препарат в мышь внутривенно — в самую большую хвостовую вену. А вот усыпляют газом. Чтобы усыпить этих двух мышей, ушло около 30 секунд. Просыпались они тоже на наших глазах — буквально через две минуты их снова посадили в клетки поесть.

Эти две мыши помогают изобрести лекарство от хронической обструктивной болезни легких (ХОБЛ). Они уснули и проснулись на наших глазах

Для исследований мышей временно усыпляют газом за 30 секунд

Даниил Гладких проверяет, крепко ли уснули мыши

После того как мыши уснули, их перекладывают в прибор для изучения животных. Распределение лекарства во внутренних органах показывается светом

— Эти две мышки участвуют в большом проекте — мы пытаемся лечить хроническое воспаление легких (ХОБЛ), — продолжает рассказывать Даниил Гладких. –– Это большой грант на 3 года, над которым работают 4 института, в том числе в Москве. Спонсором выступает ОКБ «Сухой». У них на производстве много нанопыли металлов и количество легочных раковых заболеваний растет. Мы пробуем оценить, действительно ли это связано с пылями металлов в воздухе и можно ли как-то предотвратить болезнь и назначить какую-то терапию. Эксперимент начался несколько месяцев назад, поэтому мы ещё ничего не знаем.

Фабрика мышей

В виварии Института химической биологии и фундаментальной медицины на данный момент размножают пять линий мышей (а вообще их 12) и делают это под конкретные запросы учёных. В год на эксперименты уходит в среднем около 1000 мышей только из этого вивария (их в Академгородке несколько).

Здесь занимаются разведением здоровых мышей. Ученые заказывают определенное количество к определенному времени

— Здесь пять линий мышей. У меня специальные заявки от ученых, и я уже соизмеряю, сколько нужно посадить самок, самцов, и размножаю. Чаще всего используются блэки. Сейчас в экспериментах будут балбы. Они идут и на токсичность, и на перитонит. Это очень хорошая модель для изучения онкологии — их специально выводили для этой работы, — рассказывает заведующая виварием Александра Григорьевна.

Когда учёные ставят опыты на мышах, они делают модель какого-нибудь заболевания. Это не то же самое воспаление или туберкулез, как у человека, а упрощенная модель — она соответствует человеческому по определенным параметрам

У мышей, как и у техники, свои модели — этих чёрных мышей C57BL/6 в обиходе учёные называют блэками. У них красивые округлые уши, как у Микки Мауса. Но, по словам Даниила Гладких, это одни из самых агрессивных мышей:

— Меня раза три цапнули за всю жизнь, и это всегда были блэки. Но по сравнению с линией особо агрессивных крыс в Институте цитологии и генетики они просто милашки. Там как только заходишь — мыши сразу кидаются на клетку. У них стоит такая большая железная бочка. Если крыса упадет на пол (а они достаточно хорошо прыгают, и зубы там сантиметра по два), ты запрыгиваешь в бочку и палочкой нажимаешь кнопку, чтобы пришел охранник. И работа там идет только в специальных перчатках, которые не прокусываются.

На чёрных мышах, как правило, изучают онкологические болезни. У этих блэков красивые округлые уши, как у Микки Мауса

Лабораторные мыши стоят от 200 до 6000 рублей. Самые дорогие — это очень редкие мыши с какими-нибудь патологиями и заболеваниями. Их покупают в SPF-виварии, который расположен рядом.

У безыммунных мышей отдельный кабинет со специальными боксами — чтобы беречь от инфекций даже те несколько часов терминального эксперимента, что они проживут вне условий SPF-вивария. Даниил Гладких больше работает с иммунодефицитными мышами, потому что у них приживаются человеческие опухоли — иммунитет их не подавляет. Одна такая мышь стоит около 4000 рублей.

Мы увидели иммунодефицитных лысых мышей в процессе эксперимента — у части из них уже выросли хорошо заметные опухоли

— Иммунодефицитных лысых мышей мы называем Фредди в честь Меркьюри. Они очень миленькие, мягонькие и даже когтями тебя поцарапать не могут. Они глуховаты немного, плохо видят, очень добродушные. С ними одно удовольствие работать, — говорит учёный. — После эксперимента мышка забивается смещением позвонков — мы разъединяем позвоночник, и она моментально умирает. Ей не больно, она ничего не понимает. Это самая быстрая, простая и безболезненная процедура.

Даниил Гладких больше работает с иммунодефицитными мышами, потому что у них приживаются человеческие опухоли — иммунитет их не подавляет

Учёные называют таких лысых иммунодефицитных мышей Фредди — в честь автора песен и вокалиста рок-группы Queen, умершего от СПИДа

В таких шкафах живут иммунодефицитные мыши — здесь поддерживается нужная температура, да и сама обстановка уберегает их от инфекций

Когда изобретут лекарство от рака и как наши мыши помогут?

Даниил Гладких объясняет, что лекарство от рака очень тяжело изобрести, потому что это не одно конкретное заболевание, которое вспыхивает в разных органах, тканях, системах органов.

— Это более 300 неожиданных изменений в клетках, в результате чего она становится раковой. У разных типов раков разная природа и лечить их можно совершенно по-разному. Мы сейчас пытаемся работать больше с лимфомами.

Очень сильные подвижки произошли во всех раковых заболеваниях, которые связаны с почками и печенью, — по той простой причине, что всё, что ты вводишь в организм, выводится из него через почки и печень. Всё накапливается там. А чтобы препарат дошел до опухоли в другом месте, нужно очень постараться и присоединять другие соединения.

Так хранятся в жидком азоте культуры опухолевых клеток. Это пробирки с замороженной взвесью. Клетки размораживают и высаживают на плашки в питательную среду. И через неделю на них уже можно проводить эксперименты. Ученые берут их из мирового банка, который содержит унифицированные клетки, — это помогает в случае необходимости повторить эксперимент коллег

Каждая группа ученых рано или поздно доковыряет свой конкретный тип рака. Впервые после 2013 года ожидается очень большой прорыв препаратов уже второго генеза на основе терапевтических олигонуклеотидов (фрагментов нуклеиновых кислот ДНК и РНК, мишенями для которых являются генотип инфекционных агентов или клеточные генетические программы опухолей). И как только это случится, подключатся большие фармацевтические компании, потому что появился рынок, появились деньги, разработки пойдут быстрее.

Работы по созданию терапевтических олигонуклеотидов могут успешно развиваться в России. Российские ученые лидировали в развитии этого направления в 80-е годы, и в стране сохранились сильные школы и специалисты, которые сейчас успешно работают в этой области. В России имеются и оригинальные технологии и приборы, необходимые для развития этого направления. Некоторые фирмы Новосибирска производят робототехнику для манипуляций с нуклеиновыми кислотами и оригинальные эффективные синтезаторы олигонуклеотидов, которые экспортируются в развитые страны, в том числе в США.

По обзорам в течение ближайших 20–30 лет будут побеждены практически все основные типы раков. С содроганием ждем, что появится потом. Потому что как только мы победили оспу — у нас появился СПИД, как только мы победили СПИД — у нас появился рак.

У учёных хранится архив за последние лет десять. Это внутренние органы животных и опухоли, залитые формалином, — на случай, если понадобится что-нибудь нарезать и опять посмотреть под микроскопом

Эксперименты с лечением рака: «Фактически это уже работает на мышах»

В Институте химической биологии и фундаментальной медицины СО РАН стараются создать универсальный доставщик выключалки гена множественной лекарственной устойчивости. И тогда вместо трех курсов химиотерапии человеку нужен будет один и не такой интенсивный, чтобы выживаемость была на хорошем уровне.

— Химиотерапия — это хорошо, но убивает и здоровые клетки, а в раковых работает ген множественной лекарственной устойчивости, потому раковая клетка моментально выкачивает из себя всё лекарство. И поэтому нужны конские дозы химиотерапии, — говорит Даниил Гладких. — Она остается топорным и грубым методом, но достаточно действенным для большинства людей, поэтому учёные всё ещё разрабатывают новые химпрепараты. Можно, конечно, ждать прорыва на нашем фронте, но это примерно 10 лет, а 10 лет людей нужно чем-то лечить. 

Схема, которую разрабатывают ученые, уже работает на мышках

— Фактически это уже работает на мышах. Наша выключалка гена множественной лекарственной устойчивости заставляет его замолчать на время с 80-процентной эффективностью. В раковую клетку попадает порядка 14% от препарата — это очень большая процентовка. Есть еще возможности для улучшения, но это уже готово к испытаниям на людях.

Изобрели способ точно подобрать химиотерапию

В лаборатории биохимии нуклеиновых кислот разработали тест, который позволяет точно сказать, какая именно химиотерапия подходит больному. Как объяснили учёные, это позволит спасти очень многих людей — сейчас им назначают химиотерапию по протоколу на основании диагноза, поэтому часто приходится просто перебирать разновидности химии и искать максимально эффективное лекарство.

В этой работе не участвовали мыши, анализировались опухолевые клетки людей. Как рассказала научный сотрудник лаборатории, кандидат медицинских наук и врач-патоморфолог Александра Сенькова, это была совместная разработка с Новосибирским государственным медицинским университетом и Новосибирским гематологическим центром.

Александра Сенькова, кандидат медицинских наук

— Наш метод позволяет оценить чувствительность каждого конкретного пациента к ряду цитостатиков, к химиотерапии. Мы получили патент на изобретение — да, этот способ прогнозирования ответа пациента на химиотерапию может быть использован в клинической практике. Сейчас патент получен для пациентов с острыми миелобластными лейкозами. Дальше будем получать патент для пациентов с хроническими лимфолейкозами. О том, когда наработка будет использоваться в больницах, я сказать не могу. Это должно решаться на административном уровне, — говорит Александра Сенькова.

К новосибирским мышам приезжают из Манчестера и Осаки

По словам Даниила Гладких, учёные разных городов и стран часто работают в коллаборации друг с другом. Сейчас для экспериментов на наших мышах в Академгородок приезжают из Манчестера, Осаки и Москвы:

— У них очень долго проходят эксперименты на животных, поэтому им проще заключить с нами коллаборацию, сварить препарат и приехать сюда. Мы тоже к ним приезжаем и на месте проводим эксперименты. Здесь у нас животные в шаговой доступности — в SPF-виварии можно заказать и поработать с иммунодефицитными мышами, которые красивенькие, лысенькие и мягонькие, чтобы привить им человеческую опухоль и быстренько вылечить. В идеале прогнать эксперимент можно за 2–3 недели, SPF-виварий содержит все необходимое оборудование вплоть до томографа. У них же один эксперимент проводится полгода, потому что с разрешениями гораздо сложнее.

В бумажном бюрократическом плане мы работаем быстрее, но нас очень сильно тормозит отсутствие материалов, препаратов, различной химии, расходных материалов, потому что всё это иностранного производства — то, что там могут получить за два дня, нам приходится ждать 90–150 дней.

В Академгородок приезжают ученые не только из других городов, но и стран

Правительства стран, несмотря на то что происходит в политике, заинтересованы в коллаборациях. Одна страна будет очень медленно и долго всё делать. Говорят: «Ладно, ученые могут работать совместно», — и дают на это гранты.

Иногда нам просто не говорят, что за соединение тестируют на наших мышах зарубежные коллеги. Часть закрыты проектами, часть идет под патенты, поэтому нас просто просят проверить биологическую токсичность — умрут мыши или нет, измерить определенные параметры. Это нормальная практика, потому что с нами связываются люди, которые работают примерно над одной и той же тематикой. Это всегда конкуренция за то, чтобы научная статья вышла раньше. Мы тестируем много противораковых лекарств, основанных на генной инженерии.

С какими ещё животными работают в Академгородке

Новосибирск — мировой центр разведения домашних лисиц. Они стали побочным результатом научного труда, который доказывал, что волк превратился в собаку благодаря отбору по поведению. Мы съездили на ферму домашних лисиц Института цитологии и генетики СО РАН, сняли на видео их поведение и поговорили с учёными об особенностях жизни с ручными лисами.

Источник

Учёные уже знают, как победить большинство недугов, но пока могут сделать это только в пробирке.

Мифический философский камень имел свойство не только превращать в золото все подряд, но и дарить владельцу вечную молодость. Спустя столетия оказалось, что это не такая уж и утопия. Правда, нынешние подходы к проблеме продления жизни так же отличаются от средневековых, как современные биотехнологии от алхимических опытов. Как бы то ни было, сегодня наука оказалась на пороге величайшего открытия. И есть надежда, что в ближайшие годы – максимум, десятилетия – ученые будут готовы вручить потрясенному человечеству панацею – средство от всех (ну, или почти всех) болезней. Своего рода философский камень наших дней.

Найти и обезвредить

У обывателя такое утверждение вызовет лишь недоверчивую улыбку – о какой панацее может идти речь, если до сих пор не придумано даже средство от банального гриппа? Жаропонижающие и иммуномодулирующие не в счет.
А вот тут вы ошибаетесь. Средство, собственно, уже есть. Принципиальный рецепт известен, над ним давно работают ученые Института химической биологии и фундаментальной медицины СО РАН. Правда, когда готовые таблетки дойдут до реальных больных – еще большой вопрос. Но уже сейчас ясно, что направление это весьма перспективное, сулящее массу успехов и побед.
Строго говоря, ясно это стало не сегодня и не вчера. Почти сорок лет назад основатель института, тогда еще не академик Дмитрий Кнорре и ведущий химик его лаборатории Нина Гринева стали разрабатывать методы синтеза нуклеиновых кислот для воздействия с их помощью на внутриклеточные процессы. Выбранное направление оказалось не просто многообещающим, а прорывным. На рубеже XXI века ученым удалось заглянуть в святая святых природы – внутреннюю структуру гена. И не только заглянуть, но и основательно там похозяйничать.
— Если для физиков объявленная приоритетной область исследований в масштабе «нано» оказалась новой и малоизведанной, то для нас, молекулярных биологов, это мир вполне привычный, — говорит директор ИХМФМ академик РАН Валентин Власов. – Мы всегда работали с нанообъектами, поскольку ДНК, белки, клетка, вирус, бактерии, которые составляют сферу наших интересов, как раз имеют наноразмеры. То, чем мы занимаемся более двадцати лет, иначе как бионанотехнологиями не назовешь.
Сегодня ученые умеют выстраивать целые цепочки нуклеотидов (их называют олигонуклеотидами) – синтетические аналоги фрагментов натуральных ДНК и РНК. Уже есть специальные машины – так называемые ДНК-синтезаторы, которые «клепают» цепочки заранее заданной структуры и длины. Кстати, единственный в России производитель таких машин – компания «Биоссет» — находится в новосибирском Академгородке. Она не только обеспечивает синтезаторами всю отечественную науку, но и экспортирует эти приборы в два десятка зарубежных стран – от США до Малайзии.
Как известно, природный олигонуклеотид умеет находить и распознавать своего комплементарного «собрата». Две цепочки подходят друг к дружке, как ключ к замку, и совпадают, как две половинки застежки-молнии. Точно так же ведет себя олигонуклеотид синтетический. Это свойство ученые и решили использовать для борьбы с возбудителями различных недугов. Пусть синтетическая нуклеиновая кислота будет оружием, а фрагмент враждебного гена – мишенью. Конструируем нужную нам цепочку, запускаем ее в свободный поиск – и она сама находит и поражает заданную цель. Получается, что, в принципе, можно создать лекарство практически от любой болезни – начиная с вирусной инфекции, заканчивая раком и генетическими патологиями.
Этот способ был назван антисенс-технологией и в свое время взбудоражил всю мировую биологическую общественность. Казалось – вот она, панацея, универсальное средство от всех недугов. Однако на деле все оказалось куда сложнее – то, что складывалось на бумаге и работало в пробирке, в живом организме стало давать сбои и осложнения.
— Синтезировать олигонуклеотиды заданной длины и структуры мы умеем. Проблемы здесь нет, — говорит заместитель директора ИХБФМ кандидат химических наук Дмитрий Пышный. – Проблема в другом – как доставить наше «оружие» в клетку. Самой природой клетка защищена от всяких посторонних вмешательств, от любых проникновений чужеродных нуклеиновых кислот. Преодолеть эти барьеры – очень трудная задача.

От гриппа до рака

Сегодня сотрудники института (как, впрочем, и их коллеги во всем мире) ищут способы обмануть природу и протащить синтетический нуклеотид через клеточную мембрану, спрятав его внутри наночастиц. Для этих целей обычно используют безвредные липиды. Попав внутрь клетки и освободившись от липидного камуфляжа, нуклеотид сможет «выстрелить» и поразить вредоносный ген. В ИХБФМ СО РАН этими проблемами занимается лаборатория доктора биологических наук Марины Зенковой. Ученым уже найдено несколько вариантов перспективных наночастиц.
Однако решить задачу транспорта лекарства в клетку – это полдела. Важно еще не нанести организму вред – чтобы доставленное с таким трудом лекарство, как это порой бывает, не превратилось в яд. Мало ли как поведут себя фрагменты созданной человеком ДНК-содержащей структуры – куда они потом захотят неожиданно для исследователя встроиться и какую побочную реакцию вызвать. Организм – не пробирка, здесь все процессы протекают куда более сложно и менее предсказуемо.
С такими и подобными им проблемами приходится сталкиваться ученым на пути создания «лекарства от всех болезней». Но случаются на этом пути и неожиданные открытия. Вдруг оказывается, что некое соединение дает уникальный биологический эффект – и его можно патентовать как новый действенный препарат.
Именно так было и найдено пресловутое средство от гриппа. Сотрудники института обнаружили химические группы, способные разрушать РНК – буквально рвать ее на части. Разработчики, Марина Зенкова и ее коллега доктор химических наук Владимир Сильников, предполагали присоединять эти группы к олигонуклеотидам, чтобы расщеплять и инактивировать РНК-мишени. Но оказалось, что сами по себе эти соединения можно использовать как препараты – в том числе, для борьбы с гриппом.
Надо сказать, что геном вируса гриппа целиком состоит из РНК (в отличие от генома человека). Найденное соединение ведет себя весьма любопытно: оно уничтожает генетическую информацию вируса, а сам вирион остается целым и с виду невредимым. Он не может больше размножаться, не может вызывать температуру, насморк и другие привычные для гриппа симптомы. Зато способен, попав в организм, возбуждать иммунный ответ – грубо говоря, действовать как своего рода прививка. Таким образом, ученые получили лекарство и вакцину в буквальном смысле в одном флаконе.
— Потенциально мы способны сегодня регулировать любые молекулярные клеточные процессы с участием нуклеиновых кислот, — говорит Дмитрий Пышный. – А это означает почти безграничные возможности для терапии.
Причем если раньше считалось, что олигонуклеотиды в рамках антисенс-технологии способны воздействовать лишь на генетический материал, то сейчас выяснилось, что нуклеиновое «оружие» можно использовать для «охоты» практически на любые вредные соединения – как низкомолекулярные (наркотики, яды), так и высокомолекулярные (белки, вирусы).
Дело в том, что олигонуклеотидная цепочка умеет не только связываться с комплементарным фрагментом, но и устанавливать межатомные связи внутри себя, принимая самые разные пространственные формы. И если найдется соответствующая этой форме молекулярная мишень, то такой олигонуклеотид ее распознает, захватит и лишит таким образом активности. Сейчас уже существуют технологии отбора этих оформленных в пространстве полимеров (аптамеров), нацеленных на определенные типы лигандов. Берут молекулу-мишень и выливают на нее целый пул самых разных нуклеиновых кислот. Какие-то из них закрепляются, остальные проскакивают, биологи нужные формы вычленяют, копируют – и вот, пожалуйста, готово оружие против очередного биологического врага.
— Создание аптамеров и прочие варианты антисенс-технологий – все это очень перспективно, — поясняет Дмитрий Пышный. – И у нас уже имеется целый ряд интересных патентов – взять хотя бы то же средство от гриппа. Почему это не доходит до практического применения? Проблема в отсутствии заинтересованного заказчика в лице фармкомпаний. Задача ученых – умножать научные знания, что мы и делаем. А будет реальный заказ и соответствующее финансирование – мы готовы превратить наши наработки в конкретные препараты.

Здоров? Предъяви паспорт!

Если лекарства на основе антисенс-технологий существуют пока лишь в идее, в теории, в пробирке, то молекулярную диагностику используют уже очень широко. Принцип, в общем, тот же самый: есть так называемый маркер – белок или генетическая информация, которые надо отыскать и распознать, и есть некое соединение (зонд), которое сможет это сделать. А чтобы зонду было проще, используется полимеразная цепная реакция. Это та самая всем известная ПЦР-диагностика, которая сейчас применяется во всех клинических лабораториях. Заражение вирусом клещевого энцефалита, туберкулезом или иной серьезной инфекций определяется как раз этим способом. Суть в том, чтобы увеличить копийность строго определенных фрагментов генетического материала. Одну молекулу «засечь» практически невозможно, а когда таких молекул будет миллион, тут уж зонд точно не промахнется.
Сейчас ученые во всем мире и в Институте химической биологии в частности заняты поиском молекулярных маркеров для каждой конкретной болезни и соответствующих им соединений-зондов. Конечно, самая горячая тема сегодня – онкология. Как отыскать именно тот, специфический фрагмент ДНК, который и определит, что это – действительно рак или иной недуг? А если рак, то молочной железы, желудка или кишечника?
Это невероятно сложная, трудоемкая задача, требующая огромного количества клинических испытаний. Особенно если учесть, что одного маркера для достоверной диагностики той же онкологии бывает недостаточно. А в случаях с многофакторными заболеваниями – такими, как гипертония, — описаны уже не один, не пять, не десять, а сотни маркеров и, соответственно, сотни зондов.
Если взять целый комплекс зондов, то получится диагностический чип. Идеологию чиповой диагностики одними их первых предложили и реализовали московские ученые из Института молекулярной биологии РАН под руководством академиков Мирзабекова и Макарова. У их сибирских коллег есть собственные ноу-хау, например, последняя нашумевшая разработка лаборатории Александра Синякова – единственный в мире микрочип, определяющий все известные штаммы гриппа типа А, от птичьего и свиного до обычных сезонных вирусов. Задействовано более 300 зондов, каждый – для достоверности – кластеризован, то есть повторен десяток раз, и все это «хозяйство» расположено на маленькой стеклянной пластинке. Незаменимый инструмент для эпидемиологов и яркий пример бионанотехнологий.
Несколько лет назад та же лаборатория в содружестве с ГНЦ «Вектор» разработала чип для определения всех типов оспы. А их коллеги из лаборатории бионанотехнологий сделали чип для анализа разных форм гепатита С. В ближайшие два года должен появиться чип для распознавания ГМО – генно-модицифированных организмов.
– Технология создания таких чипов у нас в институте уже хорошо отработана, — говорит Дмитрий Пышный. – И если завтра к нам придет ученый и скажет: вот, у меня есть 350 маркеров на такую-то болезнь, мне нужно 350 зондов, — то наши сотрудники за неделю смогут сконструировать эти зонды, еще неделя другая уйдет на синтез, затем готовые олигонуклеотиды зафиксируют на чипе – и получившийся «комплект» уже можно использовать для диагностики.
На той же чиповой технологии основана и генная диагностика. Только если обычный чип, предназначенный для анализа, скажем, гриппа, содержит сотни элементов, то в больших, сложных, аналитических чипах этих элементов – миллионы. Представьте: пациент сдает несколько капель крови на анализ и получает практически полную диагностическую картину – чем он болел, чем болеет сейчас и чем рискует заболеть в будущем. Называется – паспорт здоровья. Над созданием такого универсального диагностикума ученые сегодня еще только работают, но некоторые страницы паспорта можно заполнить уже сегодня.
— В настоящее время известны тысячи генетических мутаций, для которых точно установлена связь с определенным заболеванием. Но чтобы одна-единственная мутация определяла какой-то конкретный недуг – такое в природе случается редко, — говорит академик Власов. – Обычно мутаций должно быть много – так что оставшиеся странички генетического паспорта нам предстоит в ближайшие годы заполнять и заполнять.

Игры, в которые играют биологи

В 1990 году биологи и генетики озвучили сенсацию: мировая наука берется расшифровать геном человека. Поделили участки работы между ведущими странами, и пошел отсчет – расшифровано пять процентов, десять процентов, четверть генома… Предполагалось, что проект будет реализован в течение 15 лет и обойдется в три миллиарда долларов. Однако наука за это время сделала шаг вперед, и план удалось выполнить досрочно.
Сегодня расшифрованы геномы не только человека, но и пчелы, риса, пшеницы, китайского медведя панды и даже неандертальца. Сейчас выясняют, чем различается генетическая информация у людей разных национальностей. Уже созданы специальные машины – секвенаторы нуклеиновых кислот, которые считывают гены из генома, как из открытой книги. Пока такие машины производятся в основном в США, но в ближайшее время подобный проект будет запущен и в СО РАН. Наши ученые надеются, что сибирский секвенатор окажется не хуже импортного аналога.
Темпы развития и успехи, которые демонстрируют современные биотехнологии, ошеломляют. Чуть более четверти века назад была открыта полимеразная цепная реакция, за что ее авторы получили Нобелевскую премию. Сегодня ПЦР-диагностика стала вполне будничным явлением и используется во всех лабораториях. Двадцать лет назад российский ученый академик Андрей Мирзабеков выдвинул идею создания чипов. Тогда это казалось фантастикой – теперь признано одним из 100 лучших изобретений тысячелетия, и сегодня чиповые технологии бурно развиваются во всем мире.
Еще одно направление бионанотехногий – создание новых материалов. Это называется ДНК-оригами – когда белки и нуклеиновые кислоты сами собой укладываются в пространстве, образуя различные узоры, ленты, замысловатые трехмерные фигуры. Можно синтезировать цепочку, которая сложится в птичку, в мячик или даже в какое-нибудь слово.
— Это не просто эксперименты для забавы, — поясняет академик Власов. – Сферы применения таких конструкций могут быть самыми неожиданными. К примеру, из свернутой определенным образом ДНК получается шершавая поверхность – плата, на которую удобно фиксировать молекулы-элементы. И вот мы уже имеем новый материал для микроэлектроники, причем его наноразмеры дают совершенно иные возможности.
В ближайшее время в Институте химической биологии и фундаментальной медицины будут отработаны достоверные методы диагностики рака молочной железы, поджелудочной железы, простаты. На финишную прямую выходит создание лекарства от гриппа и чипа на генно-модифицированные организмы. Это то, о чем ученые говорят уже с уверенностью.
Но каждый год приносит новые открытия и достижения. И сегодня, судя по всему, молекулярная биология оказалась на пороге колоссального прорыва. Пока идет накопление знаний, возможностей, способов воздействия на клетку – чтобы потом, еще через десять лет, «выстрелить» большим качественным скачком.
И очень может быть, что в конце концов мы действительно получим панацею – абсолютное лекарство от всех или почти известных сегодня недугов, а средняя человеческая жизнь станет длиннее на лишние пару десятков лет. Правда, сами ученые предпочитают говорить об этом с осторожностью.
— Конечно, все зависит не только от того, что медики и биологи сумеют предложить, но и от того, как сам человек будет к себе относиться, — говорит Дмитрий Пышный. – Но в любом случае жить мы станем дольше, лучше и здоровее.
И в конце концов, как раньше случалось уже не раз, надолго обмануть природу вряд ли удастся. Наверняка у нее есть в запасе для нас новые неприятные сюрпризы – новые, неизвестные сегодня недуги, с которыми еще предстоит столкнуться человечеству. Так что расслабиться не получится. И следующему поколению ученых-биологов и медиков-практиков найдется к чему приложить талант и силы.
Автор: Нина Пашкова
sibkray.ru/news


Источник