Сергей александрович никитин другой взгляд на болезни

Сергей александрович никитин другой взгляд на болезни thumbnail

«Другой взгляд на болезни» — интервью педиатра-неонатолога Сергея Никитина «Детскому радио»

Часть 1

Наталья Белая: Я приветствую всех, кто слушает «Детское радио», в эфире программа «Семейный доктор» и я, её ведущая, Наталья Белая. Здравствуйте. Наш сегодняшний гость – врач, неонатолог, педиатр, но я сразу же предупрежу, что сегодня он не будет давать рецептов «как лечить ребёнка», у него совсем другой взгляд на заболевания. Мы и программу так назвали: «Другой взгляд на болезни». Какой – другой – мы выясним очень скоро. У нас в гостях доктор Сергей Никитин. Не путать с бардом – Сергеем Никитиным. Здравствуйте, Сергей Александрович.

Сергей Никитин: Добрый вечер.

НБ: Я сейчас представлю Вас подробнее, потом попрошу Вас озвучить Вашу теорию, тем более, что она подтверждается практикой. Ну, вот как раз о Вашей практике…

Визитная карточка: Сергей Александрович Никитин – педиатр-неонатолог с 30-летним опытом работы, врач в третьем поколении. Работал участковым врачом в детской поликлинике. В течение 14 лет был неонатологом роддома, сейчас занимается частным приёмом, проводит семинары для родителей, акушеров и педиатров. Кроме врачебной работы, 15 лет занимался педагогической деятельностью. Лауреат конкурса «Учитель года России 1997». Ведёт научно-исследовательскую деятельность.
НБ: Если Вы работали в системе, то были подчинены ей. Наверное, лечили детишек, как все в то время. Что произошло, что изменилось и какой сейчас Ваш взгляд на болезни, на здоровье, на лечение детей?

СН: Да, я действительно работал 17 лет в системе Минздрава, но надо сказать, что для меня никакого насилия здесь не было. Потому что сначала я был воспитан в духе преданности системе – здесь всё было вполне логично. А потом, по мере моего взросления, по мере нахождения каких-то новых подходов и понимания неприемлемости старых, тоже долгое время не было проблем, потому что я работал в маленьком провинциальном городке, где – как говорят в иерархических административных системах – затыкал дырку, и это позволило мне долгое время не знать, что такое недремлющее око проверяющих начальников…

НБ: То есть Вы были довольно свободны там?
СН: Абсолютно. Это удивительно, но свобода у меня была полная. Бывали какие-то маленькие шероховатости, не более того. Кроме того, как поётся в песне Иващенко и Васильева про «вечный думатель», этому «вечному думателю» думать не запретишь…

НБ: Так, и до чего Вы додумали?
СН: Здесь для слушателей, наверное, будет важней не сама картина мира, а её эволюция. Потому что у каждого есть похожая эволюция, в какой-то стадии она, наверняка, происходит и у слушателей. Первоначально картина мира у меня была вполне стандартная, многим и до сих пор понятная.Есть некое большое мутное облако, которое называется «детские болезни». Приходит ко мне на приём ребёнок, родители на что-то жалуются; я в облаке этим жалобам нахожу подходящий диагноз, соединяю их между собой, а на сцепочку вешаю рецепт, обычно, в аптеку. И эта картина мира всем нравится, все её от меня ждали, и всем было всё понятно…Но через некоторое время я обнаружил, что ситуация, если разруливается, то явно без моего участия, а моё участие – это справку написать, больничный выдать, то есть чисто административный работник…

НБ: То есть ребёнок сам выздоравливает…
СН: Конечно, это стало довольно скоро для меня очевидно… Мне повезло, у меня старшая дочка родилась за 2 недели до получения диплома, поэтому я с самого начала имел самый жёсткий контроль всех своих завихрений в мозгах.А во-вторых, я заметил, что во многих случаях не работает, не срабатывает система, и если проблема хоть сколько-то не разруливается самостоятельно, то она – просто не разруливается. И это меня больше всего напрягало и требовало от меня какого-то поиска противоречий и выхода.На сегодняшний день, картина мира для меня изменилась кардинально: во-первых, то большое мутное облако, о котором я сказал в начале – детские болезни, оно очень чётко разделилось на 3 совершенно неравные части.Собственно болезням (то есть состояниям, которые нужно обязательно лечить, иначе ребёнок пострадает, будет что-то необратимое, плохое) в этой системе мира отводится самое маленькое облачко. Оно самое опасное, в моём представлении – красного цвета. Но оно и самое маленькое по размеру. Приблизительно и условно это около 1 процента от всего остального…

НБ: Так, и что в этом красном облаке?
СН: В этом облаке самые разные состояния. И вот реально иногда им трудно помочь…

НБ: То есть там сложные состояния?
СН: Состояния, которые требуют обязательной помощи, хотя иногда эта помощь бывает на редкость проста. Но если мы её не окажем – и вовремя, если мы не решим хотя бы диагностическую задачу, то мы можем навредить ребёнку очень сильно. Два примера… В первом случае (это очень редкое состояние, я не хочу кого-то напугать, примерно одно на тысячу), ребёнка в возрасте одного-полутора месяцев начинает рвать, и пища перестаёт усваиваться; это состояние называется пилоростеноз. В общем-то, оно не сложное, с учётом того, что у нас сейчас есть детская хирургия. И задача педиатров: чтобы ребёнок вовремя попал к детскому хирургу. Потому что очень часто начинаются попытки какой-то помощи, а здесь просто надо знать, что в этом возрасте такое состояние изредка, но встречается. И первое, с чего нужно начать разруливать такое состояние с месячным малышом – это отправить его к детскому хирургу, и если оно подтвердится, то детские хирурги в совершенстве владеют операцией, которая устраняет эту проблему – и всё, ребёнок здоров!У меня недавно был случай, ребёнку два с небольшим года, он растёт, здоровый малыш – именно после такой операции. Иногда, раз в несколько лет, в практике любого педиатра может встречаться такое, но если всё сделано вовремя, никакой опасности этому малышу потом не грозит.А другой пример не требует никаких хирургов (даже однажды мне пришлось руководить этим процессом по телефону, потому что люди были в другом городе, далеко) – это так называемая «короткая уздечка языка». Вообще педиатры недооценивают этого состояния, они даже иногда диагностируют его в роддоме и выписывают ребёнка, ни на секунду не задумавшись, потому что в среде моих коллег считается, что это – логопедическая проблема…

НБ: …которая проявится потом, в 3-4 года?
СН: Да, или само рассосётся, или что-то ещё. На самом деле, это совершенно не логопедическая проблема, а проблема выживаемости. До ХХ века эти дети вообще погибали.

НБ: Почему – выживаемости, Сергей Александрович? Эта уздечка не даёт сосать молоко?
СН: Эта уздечка может затруднять многое, в том числе сосание. Типичный случай: когда меня зовут на проблему к двухмесячному ребёнку, который за 2 месяца на 50 г поправился, и понятно, что тут дело совсем не бело. Конечно, счастье, если там такая пустяковая проблема обнаруживается, но этому ребёнку уже давно нужно было помочь. Одно движение ножницами – и человек здоров!

НБ: Это такая проблема, которая относится к красному облаку. А что касается двух других – там что?
СН: БОльшая по размеру, но не самая большая часть того облака, превратилась в облако зелёного цвета. Это чисто физиологические состояния, они ошибочно, по причине каких-то предрассудков, попали в «болезни». И нам нужно просто знать, что такие состояния существуют, и нам нужно в каждом конкретном случае не отмахнуться – «а, физиология – всё в порядке!», надо это доказать.Это ещё один момент, который в картине моего мира очень важен – необходимость доказательства и необходимость расследования ситуации в каждом конкретном случае. То есть, мы в каждом диагностическом случае должны провести маленькое научное исследование. Если это не так, для нас доказательство – это мнение какого-то титулованного старшего коллеги («А, вот, академик такой-то сказал…», «а, вот, этот доктор наук…»). В любом случае, мы путём диагностического расследования убеждаемся: «проверено – мин нет».

НБ: Назовёте какие-то физиологические состояния, которые находятся здесь?
СН: Этих состояний огромное количество. Я как-то на семинаре вкратце их перечислял, с кратенькой характеристикой, у меня на это ушло 2,5 часа. Поэтому сейчас назову немногие… Сейчас это состояние перестали лечить, в последнее десятилетие – это когда ребёнок рождается, у него на коже красные пятнышки, «бегающие», в одном месте, то в другом. Сейчас уже ни один педиатр в здравом уме и трезвой памяти не скажет, что это болезнь. Но заметьте: называется это состояние «токсическая эритема». Согласитесь, если бы изначально это состояние считали физиологическим, так бы его вряд ли назвали…А вот подобные сыпи после месяца встречаются реже, ориентировочно у одного из 10 детей, и вот их знают плохо, потому что эти дети уже не в роддоме, эти дети уже мало наблюдаются. И вот с такими сыпями, которые большей частью тоже физиологические, бывают проблемы. Их нередко пытаются лечить, что, конечно, является неправильным. Иногда лечение просто зашкаливающее…

НБ: Сергей Александрович, давайте послушаем вопрос слушателя. Светлана, здравствуйте.
Светлана: Здравствуйте. Очень интересно, но у меня есть вопрос: есть ли в представлении Вашего мира место прививкам?

СН: Это очень хороший вопрос. Когда я начинал работать педиатром, я был Павкой Корчагиным: я скакал на лошади, махал шашкой и кричал «Даёшь вакцинацию всей страны!». Но потом потихонечку разум начал ко мне возвращаться, я стал анализировать то, чему меня учили на фундаментальных кафедрах, у нас начала появляться информация, которой в Советское время элементарно иногда не было. Сейчас я считаю, что тот календарь прививок, который у нас есть на сегодняшний день, не выдерживает никакой критики. Самое трудное в этой метаморфозе, в этом превращении из гусеницы в куколку, было для меня понять – я не мог в это просто поверить! – ни одна вакцинация не пришла в Здравоохранение путём научных исследований. Все они пришли росчерком административного пера. Это меня очень тормозило, так как я долго считал: чего-то я, видимо, не знаю. А потом всё оказалось просто до боли…

НБ: Хорошо. Вы сказали про второе облачко – это физиологические состояния, которые не надо лечить…
СН: Да, не лечить, не бояться, их надо просто отпустить!

НБ: Хотя многие их принимают за болезни, и врачи в том числе.
СН: Да. По этому разделу можно целую передачу сделать…

НБ: Мы ещё с Вами вернёмся к нему. Нам надо картинку закончить.
СН: Да, картинку закончить. И более важная часть этой картины мира – эта та жёлтая часть, которая находится между красной и зелёной, как полагается в настоящем светофоре. Эту часть я называю «дисбалансы» или «околофизиологические дисбалансы».Что очень важно: источники дисбалансов, как правило, находятся не в самом человеке. Эта картина мира одинаково работает и у маленьких, и у стареньких, у кого угодно…Вот я пришёл сейчас на радиостанцию, и первое, за что я схватился – это за стакан воды. Здесь очень сухо!

НБ: Воздух у нас в студии очень сухой…
СН: И большинство офисов страдает этой особенностью, но если бы только в офисах! Человек приходит домой и отдыхает, наслаждаясь экологически хорошим воздухом? Но ведь это не так. В большинстве квартир, особенно богатых деревом – казалось бы, дерево такой материал! – но дерево сосёт влажность с невероятной силой. Поэтому в таких квартирах, если не предприняты специальные меры, дышать ещё хуже. И один из примеров дисбаланса – это пересушивание слизистых оболочек и кожи, и если мы не предпримем специальные меры, мы ребёнку здорово навредим. В том-то и дело, что мы, не понимая, откуда берутся дисбалансы, сами запихиваем ребёнка в красную зону.

НБ: Я правильно понимаю, что дисбалансы – это те пограничные состояния, во время которых ребёнок может заболеть и тяжёлым заболеванием, которое потребует помощь?
СН: Да, безусловно. Вот смотрите, как это работает в жизни: ребёнок приходит в садик, например, я Надюшку свою вожу четырехлетнюю; там чудовищная сухость. Но вышли они погулять, на свежем воздухе как раз баланс влажности очень неплохой. Погуляли, пришли – опять сухим воздухом дышат. Пошли домой, по дороге опять немножко отдохнули. Пришли домой – во всех квартирах по-разному. Я, например, в день выпариваю почти 2 ведра воды с помощью увлажнителей. Если этого не делать, то дышать трудно. Но опять же: ребёнок гуляет, ребёнок купается каждый день в большинстве семей, и какая-то получается передышка между сухим воздухом. А теперь представьте себе: ребёнок засопливился, закашлял, а уж тем более температура поднялась. И что? А то, что во-первых, он перестаёт гулять, он перестаёт купаться. В большинстве семей — это просто аксиома.

НБ: Да, абсолютно.
СН: Если ребёнок болеет (это ещё тоже вопрос, болеет ли он?), то его нельзя купать, с ним нельзя гулять.

НБ: И что происходит, если он остаётся в этом сухом воздухе?
СН: А всё просто: происходит очень грустная история. Проиллюстрировать эту историю я могу таким примером: прихожу к младенцу, недельному, например, а старший брат или сестра двух- трёхлетний, оставшись во время отлучки мамы (в роддом) дома, иногда впервые вообще без мамы, нередко заболевает. Изначально там обычно и не вирус виноват, а виновата разлука с мамой. Потемпературил ребёнок, засопливился, перестал купаться. Я прихожу, мне говорят: «Вот, что же делать? Не заразит ли младшего?». Прикладываю трубочку к старшему, а там уже может быть настоящий бронхит – просто «гармошка дырявая» свистит. Как правило, удаётся (некоторые родители даже готовы к этому морально) уговорить их посадить ребёнка в ванну. Ребёнок с визгом бежит в ванну с игрушками и бултыхается час в воде. Если бы мне 25 лет назад сказали, что бронхит можно вылечить за час-полтора безо всяких препаратов, я бы тогда просто покрутил у виска…

НБ: И что, можно реально вылечить?

СН: Реально! Через 1,5-2 часа я прикладываю трубочку: там, бывает, вообще ни одного хрипа нет. Дело в том, что в этой картине мира, о которой я сейчас рассказываю, бронхит, как и любое другое воспаление, особенно, катаральное воспаление, — это физиологическое явление, это ответ на какие-то вызовы.В XIX веке медицина сделала это великое открытие: все воспаления – это конструктивный инструмент разрешения наших проблем. И вот этот бронхит на самом деле сопротивлялся пересушенности, и он пытался за счёт экссудации слизи, которая выделяется и откашливается, как-то разрулить эту проблему. А когда ребёнок начал бултыхаться в воде, бронхит посмотрел на это дело и сказал: «Да я здесь уже и не нужен». И исчез. Вот так реально дисбалансы и исчезают, и очень интересно, что если мы точно попали в источник дисбаланса, мы можем совершить чудо.

НБ: Скажите, пожалуйста, пересушенный воздух часто бывает причиной подобных состояний?
СН: Очень часто. Это и есть одна из причин частой заболеваемости зимой. Если у нас, например, идёт всплеск ОРЗ в сентябре – это, как правило, потому, что дети собрались после отпусков и пошли в садики-школы, а во-вторых, в сентябре нередко бывает просто похолодание. В ответ на это мы получает первую вспышку.

НБ: Тогда бесполезно сажать в ванну с бронхитом?
СН: Тоже очень полезно! Но это будет ещё более действенно, когда у нас в октябре идёт вспышка, когда включили отопление и через 2-3 недели жилища настолько пересохли, что просто беда. И тут очень важно, чтобы дети продолжали купаться, чтобы всё было увлажнено. И вообще увлажнители надо распаковывать из летнего хранения, но не любые…

Продолжение https://vk.com/wall-76658493_8281
окончание https://vk.com/wall-76658493_8282

оригинал https://www.soznatelno.ru/zdorovaya-semya/drugoiy-vzgl..

#здоровье_детей #медицина #мнение

#здоровье_детей@mama_znaet_vse
#медицина@mama_znaet_vse
#мнение@mama_znaet_vse

Источник

Педиатр Сергей Никитин: другой взгляд на болезни

Сергей Александрович Никитин — педиатр-неонатолог с 30-летним опытом работы, врач в третьем поколении. Работал участковым врачом в детской поликлинике. В течение 14 лет был неонатологом роддома, сейчас занимается частным приёмом, проводит семинары для родителей, акушеров и педиатров. О своем взгляде на болезни Сергей Александрович Никитин рассказал в интервью «Детскому радио».

Три облака детских болезней. Часть I: состояния новорожденных, ОРВИ

— Если вы работали в системе, то были подчинены ей. Наверное, лечили детишек, как все в то время. Что произошло, что изменилось и какой сейчас ваш взгляд на болезни, на здоровье, на лечение детей?

— Да, я действительно работал 17 лет в системе Минздрава, но надо сказать, что для меня никакого насилия здесь не было. Потому что сначала я был воспитан в духе преданности системе — здесь всё было вполне логично.

А потом, по мере моего взросления, по мере нахождения каких-то новых подходов и понимания неприемлемости старых, тоже долгое время не было проблем, потому что я работал в маленьком провинциальном городке, и это позволило мне долгое время не знать, что такое недремлющее око проверяющих начальников…

— То есть вы были довольно свободны там?

— Абсолютно. Это удивительно, но свобода у меня была полная. Бывали какие-то маленькие шероховатости, не более того.

Первоначально картина мира у меня была вполне стандартная, многим и до сих пор понятная. Есть некое большое мутное облако, которое называется «детские болезни». Приходит ко мне на приём ребёнок, его родители на что-то жалуются. Я в этом облаке нахожу диагноз, подходящий жалобам, соединяю их между собой, а на сцепочку вешаю рецепт. Но через некоторое время я обнаружил, что ситуация, если разруливается, то явно без моего участия, а моё участие — это справку написать, больничный выдать, то есть чисто административный работник…

— То есть ребёнок сам выздоравливает…

— Да, но еще я заметил, что если проблема хоть сколько-то не разруливается самостоятельно, то она — просто не разруливается. И это меня больше всего напрягало и требовало поиска выхода.

На сегодняшний день картина мира для меня изменилась кардинально. То большое мутное облако — детские болезни — очень чётко разделилось на 3 совершенно неравные части. Собственно болезням (то есть состояниям, которые нужно обязательно лечить, иначе ребёнок пострадает, будет что-то необратимое, плохое) в этой системе мира отводится самое маленькое облачко. Оно самое опасное, в моём представлении — красного цвета. Приблизительно это около 1 процента от всего остального…

— Так, и что в этом красном облаке?

— В этом облаке самые разные состояния. Состояния, которые требуют обязательной помощи, хотя иногда эта помощь бывает на редкость проста. Но если мы её не окажем — и вовремя, если мы не решим хотя бы диагностическую задачу, то мы можем навредить ребёнку очень сильно.

Два примера. В первом случае (это очень редкое состояние, примерно одно на тысячу) ребёнка в возрасте одного-полутора месяцев начинает рвать, и пища перестаёт усваиваться. Это состояние называется пилоростеноз. В общем-то, оно не сложное, с учётом того, что у нас сейчас есть детская хирургия. И задача педиатров — чтобы ребёнок вовремя попал к детскому хирургу. Первое, с чего нужно начать разруливать такое состояние с месячным малышом — это отправить его к детскому хирургу. Если оно подтвердится, то детские хирурги в совершенстве владеют операцией, которая устраняет эту проблему — и всё, ребёнок здоров! Иногда, раз в несколько лет, в практике любого педиатра может встречаться такое, но если всё сделано вовремя, никакой опасности этому малышу потом не грозит.

А другой пример не требует никаких хирургов — это так называемая короткая уздечка языка. Вообще педиатры недооценивают этого состояния, они даже иногда диагностируют его в роддоме и выписывают ребёнка, ни на секунду не задумавшись, считая это логопедической проблемой. А на самом деле это проблема выживаемости. До ХХ века эти дети вообще погибали.

— Почему — выживаемости, Сергей Александрович? Эта уздечка не даёт сосать молоко?

— Эта уздечка может затруднять многое, в том числе сосание. Типичный случай: когда меня зовут к двухмесячному ребёнку, который за 2 месяца поправился всего на 50 г. Конечно, счастье, если там такая пустяковая проблема обнаруживается, но этому ребёнку уже давно нужно было помочь. Одно движение ножницами — и человек здоров!

— Это такая проблема, которая относится к красному облаку. А что касается двух других — там что?

— Большая по размеру, но не самая большая часть того облака превратилась в облако зелёного цвета. Это чисто физиологические состояния, они ошибочно, по причине каких-то предрассудков попали в «болезни». И нам нужно просто знать, что такие состояния существуют, и в каждом конкретном случае не отмахнуться — «а, физиология!» — надо это доказать. То есть мы в каждом диагностическом случае должны провести маленькое научное исследование.

— Назовёте какие-то физиологические состояния, которые находятся в зеленом облаке?

— Этих состояний огромное количество. Я как-то на семинаре их перечислял, с кратенькой характеристикой — у меня на это ушло 2,5 часа. Поэтому сейчас назову немногие…

Сейчас это состояние перестали лечить — это когда ребёнок рождается, а у него на коже красные пятнышки, «бегающие», то в одном месте, то в другом. Сейчас уже ни один педиатр не скажет, что это болезнь. Но заметьте: называется это состояние «токсическая эритема». Согласитесь, если бы изначально его считали физиологическим, вряд ли бы его так назвали.

Подобные сыпи после месяца встречаются реже, ориентировочно у одного из 10 детей, и их знают плохо, потому что эти дети уже не в роддоме, эти дети уже мало наблюдаются. И вот с такими сыпями, которые большей частью тоже физиологические, бывают проблемы. Их нередко пытаются лечить, что, конечно, является неправильным.

Три облака детских болезней. Часть I: состояния новорожденных, ОРВИ

— И последняя часть нашей картинки…

— Это жёлтая часть, которая находится между красной и зелёной, как полагается в настоящем светофоре. Эту часть я называю «дисбалансы» или «околофизиологические дисбалансы».

Что очень важно: источники дисбалансов, как правило, находятся не в самом человеке. Вот я пришёл сейчас на радиостанцию, и первое, за что я схватился — это за стакан воды. Здесь очень сухо!

И большинство офисов страдает этой особенностью, но если бы только офисы! Человек приходит домой и отдыхает, наслаждаясь экологически хорошим воздухом? Но ведь это не так. В большинстве квартир дышать ещё хуже. И один из примеров дисбаланса — это пересушивание слизистых оболочек и кожи, и если мы не предпримем специальные меры, мы ребёнку здорово навредим.

— Я правильно понимаю, что дисбалансы — это те пограничные состояния, во время которых ребёнок может заболеть и тяжёлым заболеванием, которое потребует помощи?

— Да. Вот, смотрите, как это работает в жизни. Ребёнок приходит в садик — там чудовищная сухость. Но вышли они погулять — на свежем воздухе как раз баланс влажности очень неплохой. Погуляли, пришли — опять сухим воздухом дышат. Пошли домой, по дороге опять немножко подышали. Пришли домой — во всех квартирах по-разному. Я, например, в день выпариваю почти 2 ведра воды с помощью увлажнителей. Если этого не делать, то дышать трудно. Но опять же: ребёнок гуляет, ребёнок купается каждый день в большинстве семей, и какая-то получается передышка между сухим воздухом.

А теперь представьте себе: ребёнок засопливился, закашлял, а уж тем более температура поднялась. И что? А то, что он перестаёт гулять и перестаёт купаться. В большинстве семей — это просто аксиома.

— И что происходит, если он остаётся в этом сухом воздухе?

— Происходит очень грустная история. Проиллюстрировать эту историю я могу таким примером. Прихожу к младенцу, недельному, например, а старший брат или сестра двух-трёхлетний, оставшись иногда впервые без мамы (пока та в роддоме), нередко заболевает. Изначально там обычно не вирус виноват, а виновата разлука с мамой.

Потемпературил ребёнок, засопливился, перестал купаться. Я прихожу, мне говорят: «Что же делать? Не заразит ли младшего?». Прикладываю трубочку к старшему, а там уже может быть настоящий бронхит — просто «гармошка дырявая» свистит. Как правило, удаётся уговорить родителей посадить ребёнка в ванну. Он с визгом бултыхается час в воде с игрушками. Если бы мне 25 лет назад сказали, что бронхит можно вылечить за час-полтора безо всяких препаратов, я бы тогда просто покрутил у виска…

— И что, можно реально вылечить?

— Через 1,5-2 часа прикладываю трубочку: там, бывает, вообще ни одного хрипа нет. Дело в том, что в этой картине мира, о которой я сейчас рассказываю, бронхит, как и любое другое воспаление, — это физиологическое явление, ответ на какие-то вызовы. В XIX веке медицина сделала это открытие: все воспаления — это конструктивный инструмент разрешения наших проблем.

Этот бронхит на самом деле сопротивлялся пересушенности: он пытался за счёт выделения слизи, которая откашливается, как-то разрулить эту проблему. А когда ребёнок начал бултыхаться в воде, бронхит посмотрел на это дело и сказал: «Да я здесь уже и не нужен». И исчез. Вот так реально дисбалансы и исчезают, и если мы точно попали в источник дисбаланса, то можем совершить чудо.

— Пересушенный воздух часто бывает причиной подобных состояний?

— Очень часто. Это и есть одна из причин частой заболеваемости зимой. Всплеск ОРЗ в сентябре, как правило, связан с тем, что дети собрались после отпусков и пошли в садики-школы, а еще в сентябре нередко бывает просто похолодание. В ответ на это мы получаем первую вспышку.

А в октябре идёт вспышка, когда включают отопление, и через 2-3 недели жилища настолько пересыхают, что просто беда. И тут очень важно, чтобы дети продолжали купаться, чтобы всё было увлажнено. И, конечно, нужны увлажнители воздуха.

Самое главное, о чём нужно знать родителям, это то, что самый ходовой тип увлажнителя, который продают в магазинах — ультразвуковой — оказался откровенно вредным для здоровья.

— Почему? Ультразвук же не вредный…

— Ультразвук там для чего нужен? Раздробить воду на мельчайшие капельки. Потом вентилятор эти капельки подхватывает, и вы видите красивую струйку белого туманчика, вырывающуюся из этого увлажнителя (ее ошибочно называют холодным паром, но на самом деле, это туман с точки зрения физики). Казалось бы, с точки зрения увлажнения здесь всё хорошо. Плохо то, что когда эти капельки на наших глазах испаряются и исчезают, в воздухе остаются летать миллиарды бактерий, размножающихся в этом тёплом влажном ящике, и кристалликов солей.

— А какие увлажнитель тогда нужны?

— Самый безопасный на сегодняшний день — это «мойка воздуха». К тому же это очиститель, не требующий никаких фильтров. Там вода является фильтром, это просто расходный материал.

— Я правильно понимаю, что они должны быть в каждой комнате?

— В первую очередь — в спальне, там мы проводим очень много времени подряд. Во всех остальных помещениях вы бываете периодически — то зайдёте во влажную ванную, то в кухню, в этом смысле более или мене безопасную, а в спальне вы находитесь дольше всего, и воздух там как правило очень сухой.

— Почему мы не можем открывать балкон, окна на ночь?

— Пожалуйста, можем! Даже нужно проветривать. Но здесь нужно учитывать законы физики: вопреки обывательским представлениям, влажность уменьшается, когда мы проветриваем. Потому что источником влажности является разница температур, и даже 100% влажность, которая сейчас висит на улице, войдя в квартиру и нагревшись, превратится уже не в 100%, хорошо, если в 50%.

— Мы назвали только одну причину, которая приводит к дисбалансам в организме ребёнка. О других причинах — в следующей статье.

Источник