Врачи 13 лет лечили пациентку не от той болезни

…Мы несколько раз связывались с ней по телефону. Вот фрагменты наших разговоров.

Знакомые врачи — в костюмах космонавтов

— …Ольга, сколько лет вы работаете пресс-секретарем Центральной клинической больницы Управления делами Президента России?

— Два года.

— У вас медицинское образование?

— Нет, я профессиональный пиарщик. Образование журналистское. Последние шесть лет работаю в медицинских организациях.

— Такое испытание вам досталось впервые – лечиться в больнице, в которой работаешь? Да еще с таким заболеванием, как коронавирус? Вас лечили те же люди, с которыми вы сталкивались каждый день по работе?

— Самое необычное ощущение, когда к тебе человек приходит и говорит: «Ну, чего ты приуныла?» А ты его не узнаешь, по глазам только можешь догадаться, кто это? В этот момент становится даже страшно. Весь мир изменился. Все люди в костюмах космонавтов. Сейчас мы экстренно делаем бейджи с фотографиями — для наших сотрудников. Потому что для пациента психологически довольно тяжело это выдержать. Особенно когда ты один в палате.

«Я проснулась в луже пота»

— Как у вас болезнь протекала?

— У меня была очень высокая температура несколько дней: от 40,2 до 40,5 поднималась. И было принято решение меня госпитализировать. Так бы я, может быть, рискнула поболеть дома – если бы температура была ниже.

— Как почувствовали, что заболели? Как определили, что это именно коронавирус?

Первым заболел муж. Но он не чувствовал температуру. Она у него была 38, когда измерил первый раз. А потом дня два держалась на этом уровне. Больше его ничего не беспокоило.

А через два дня я решила повезти его на компьютерную томографию. И обнаружилась начальная стадия пневмонии по типу матового стекла – характерная для коронавируса.

Той же ночью я проснулась в луже пота. Измерила температуру – она зашкаливала.

Температура держалась, пока я не выпила парацетамол. А потом столбик термометра снова пополз вверх.

Вызвали врача на дом. У нас взяли мазки (анализ на коронавирус – А.Г.) и предложили госпитализировать в ту больницу, где я работаю.

Сейчас в «Кремлевке» три инфекционных корпуса

— Ольга, вас госпитализировали в инфекционное отделение?

— У нас в ЦКБ сейчас работают на COVID-19 три инфекционных корпуса и терапевтический. Все они находятся на территории больницы.

Так что я могла лечиться и выполнять свои рабочие функции.

— Вы были недалеко от своего рабочего кабинета?

— Сейчас многое можно делать на удаленке. Со мной был мой телефон. И я имела возможность звонить, собирать информацию, писать.

— Передвигались по территории?

— Нет, конечно. Рядышком роддом, который должен оставаться чистым. Многие роддома сейчас перепрофилируют под больных с COVID-19. Наш остался единственным работающим по профилю в системе Управления делами президента.

Много женщин, которые должны рожать. И рожают до сих пор.

У врачей переносицы — в пластыре, а то и кровоточат…

— И сколько длилась ваша госпитализация?

— 12 дней.

— Вы оказались внутри медицинского процесса. Что-то по-другому увидели?

— Ты видишь, насколько тяжело врачу и медсестрам. Нащупать вену в трех парах перчаток очень сложно.

Мы попали в первую волну, мы были первыми пациентами с COVID-19.

Для человека большой стресс – попадешь в вену, не попадешь. Заразишься – не заразишься. Мне было очень неловко. Мы старались проветривать палату почаще, сразу надевали маски, как только заходил персонал, чтобы снизить вирусную нагрузку, проявить заботу о врачах и медсестрах.

Те правила безопасности, которые врачам, сестрам и санитаркам приходится соблюдать, значительно усложнили им жизнь.

— Как именно?

— Вот хирургам особенно тяжело работать в таком снаряжении. Когда наши хирурги прооперировали первого пациента с COVID, они сразу это почувствовали. Понимаете, у людей отсутствует боковое зрение в этой маске. Обычно хирургическая бригада работает очень слаженно, сестра чувствует своего врача, буквально боковым зрением ловит то, что ему нужно.

А тут нет этой возможности. Ты должен поворачиваться, чтобы что-то увидеть. Но и это еще не самое неприятное.

— А что?

— Не дышит тело. Все покрылись сыпью и прыщами под этими респираторами. Дыхания нормального нет, кожа натирается до крови от респиратора, страдает.

У 90 % медперсонала уже заклеена переносица, а у кого не заклеена — у тех кровавые раны.

Сейчас нам помогают очень многие партнеры. Привозят целыми машинами всякие защитные средства, косметические патчи. За что мы им очень признательны.

«На нашем фронте — более полутора тысяч бойцов в белых халатах»

— Рабочий день у врачей и медсестер сколько часов длится?

— Они работают посменно. Шесть часов смена, потом шесть часов перерыв, когда можно немножко полежать, поспать. И снова на шесть часов выходят работать.

Это сделано, в том числе, и в интересах пациентов, чтобы медработники, которые занимаются с больными, не переутомлялись.

Нагрузка на лабораторию возросла многократно. Сотрудники перешли на круглосуточный режим.

Очень многие работники съехали из дома. А у многих дома — маленькие дети, у кого-то заболели родственники.

— То есть, медики прямо живут в ЦКБ?

— Да, очень многие врачи и сестры переехали в ЦКБ, живут в палатах в главном корпусе.

— У вас лечатся только чиновники – ведь это подразделение входит в государственные структуры?

— Сейчас преимущественно, конечно, пациентами ЦКБ становятся госсдужащие подразделений, прикрепленных к больнице, и поступающие по полисам ОМС. Это люди разного уровня и положения, начиная от обычного водителя и заканчивая служащими более высокого ранга.

Те же медсестры, сами врачи тоже здесь же лечатся.

— От COVIDа?

— Моя близкая подруга, заведующая отделением, которая сейчас выздоравливает, — первая пошла добровольцем на борьбу с инфекцией, должна на днях выписаться. Я не могу назвать ее фамилию, потому что она бережет маму, которая не знает, что она болеет.

— Как много персонала занято с больными коронаинфекцией?

— Всего в борьбе с COVID-19 у нас задействовано боле полутора тысяч человек — бойцов в белых халатах — включая санитарок, сотрудников, которые обслуживают оборудование, электронные истории болезней.

Стерилизация, утилизация… Там большой технический штат.

— Проблем с кадрами нет?

— С кадрами, слава Богу, нет. Так была выстроена работа, что любого сотрудника могли заменить очень быстро. Нехватки персонала не было.

— Такие стойкие?

— И врачи, и медсестры – не роботы. Они тоже выбывают из строя. Кто-то уходит на больничный, лечится дома. И совершенно не факт, что они заразились в больнице. Сейчас даже считается, что «красная зона» – самое безопасное место. Настолько строго соблюдаются все правила.

А когда люди едут домой в общественном транспорте, или кто-то один из семьи заболел, вот тут большой риск самому врачу заразиться. Ведь вирус очень контагиозный. Сейчас уже первая волна заболевших возвращается в строй.

— А материалов, медикаментов хватает?

— Когда медики только приступили к работе, материалов и оборудования было достаточно.

Вот это нагнетание тревоги вначале, что не хватит на всех ИВЛ, сейчас прошло. Потому что немножко поменялась тактика лечения пациентов. Их стараются не довести до необходимости проводить искусственную вентиляцию легких.

Сейчас это уже мера отчаяния.

«Я каждое утро в 7.45 — снова в больнице”

— Вы снимали для «Комсомольской правды» в «красной зоне». Не страшно было возвращаться к своей больничной койке?

— Да, в «красной зоне» я снимала несколько дней. Нет, мне не страшно. Почему?

Во-первых, у меня теперь иммунитет к коронавирусу.

А потом — я же выполняла свою работу.

Считаю важным показать, что происходит в больнице на самом деле. Потому что до сих пор огромное количество людей не верят в реальность происходящего.

Мне многие говорят, что я с мужем первые из их знакомых, кто заболел.

Люди должны понимать серьезность положения, чтобы включалась гражданская ответственность друг за друга.

Каждая семья, которая пренебрегает правилами безопасного поведения, заболевая, становится источником опасности для окружающих.

Это как соучастник в преступном процессе.

Когда тебе кажется, что ты всего лишь выводишь ребеночка погулять, а, на самом деле, возможно, создаешь опасную ситуацию. Именно вот такая беспечность, скорее всего, и вывела нас на второе место по заболеваемости в мире.

— Судя по голосу, — он у вас дрожит — вас это сильно задевает?

— Обидно за медиков, которые бросили свои семьи и не могут не то что обнять, поцеловать своих детей, а стараются даже поменьше говорить с ними по телефону, чтобы не расстраиваться и держать себя в форме.

Я каждое утро в 7.45 вижу, как они переодеваются, начинают работать.

Я не знаю, насколько длителен мой иммунитет. Мой титр антител довольно высокий. Но никто пока не может сказать, как долго он продержится, защитит ли это меня от повторного заражения.

Я знаю людей, которые переболели, но у них не выработались антитела пока. Я сразу вернулась на передовую, потому что очень хочу донести до людей важность ситуации и важность роли каждого из них в ней.

Люди, поверьте — болезнь очень страшная!