Какие болезни лечат в боткинской больнице

СЕВЕР БЕЗ ЮГА

«Смотрите-смотрите! Мы на эти руины уже насмотрелись…», – приглашает в свои владения главврач инфекционной больницы имени Боткина Алексей Яковлев.

Здесь, на Миргородской улице в Петербурге, стоят 26 старых больничных корпусов. Вчера днем на них пожаловались Путину. Вчера вечером здесь побывал губернатор. А сегодня утром здесь собрали журналистов. Асфальта в больничном квартале и правда нет. Зато есть памятник Боткину. Правда, стоит он среди осыпающихся зданий с битыми окнами.

– Мы должны были полностью переехать отсюда еще в 2011 году, – вздыхает главврач.

Но традиции и недостаток финансирования, видимо, оказались сильнее. Речь шла о строительстве двух комплексов, куда бы перебралась вся больница. Концепция пары современных инфекционных клиник, озвученная Валентиной Матвиенко еще в 2004 году, получила название «Север – Юг». Но построили только один комплекс, на Пискаревском проспекте, куда в марте 2017-го благополучно перебралась половина Боткинки.

А вот идея возвести вторую половину корпусов во Французском районе так и не воплотилась. Наверно, потому, что, как вчера заметил губернатор Александр Беглов, построить его в пять раз дороже, чем реконструировать старые корпуса (на это собираются потратить два с половиной миллиарда рублей).

Последние три года больница работает на два адреса. На Миргородской продолжают функционировать четыре корпуса на 525 коек, на Пискаревском – больничный городок из 16 зданий на 620 пациентов.

– 22 старых корпуса закрыты на консервацию, – начинает «экскурсию» заместитель главврача по медицинской части Иван Федуняк. – Они числятся на нашем балансе. Сносить их нельзя: это региональные памятники. Планируют восстановление. С 2017 года эти здания стоят пустые, отопление отрублено, деньги на них не идут вообще.

«ЭТО КЛАССИКА»

Путешествие по «боткинским баракам» начинаем с инфекционного боксированного отделения. Здесь, в изолированных палатах на одно-два места, лежат самые тяжелые пациенты – те, у которых одновременно туберкулез, СПИД и наркозависимость. Больные – их на отделении 60 – поступают сюда «с улицы», в том числе из реанимации. Остаются добровольно, но на окнах палат все равно встречаются решетки: они помогают, когда у пациента развивается абстинентный синдром, или, проще говоря, ломка.

Здание построено в 30-х годах. Внутри чистенько, но старо. Последний ремонт – косметический – в корпусе прошел 10 лет назад.

– Вентиляция плохая, да. Зато тепло, – отмечает доктор. – Мне эти корпуса нравятся. Они не просто соответствуют стандартам: это классика инфекционных боксов.

Снаружи здание выглядит грустно: в отличие от административного корпуса, где стоят стеклопакеты, здесь обычное стекло, периодически замазанное краской, периодически и битое. За ним горит свет и мелькают люди. По словам сотрудников, помещения с дырявыми окнами используют только как «вспомогательные».

Соседний корпус, где в обычных палатах лежат еще полсотни пациентов, возвели в 70-х. Но выглядит он хуже: штукатурка осыпается, линолеум протерся. В палате, куда мы заглянули, больные пожаловались на отсутствие воды и розеток («одну розетку сами починили»). Ванна чистая, старая. Двери в санузлы, коих на этаж два, не закрываются и используются как курительные комнаты.

Обветшалые стены прячутся за фотообоями с нарисованными горными озерами. С потрескавшегося потолка свисают гирлянды: медики «стараются создать новогоднее настроение для пациентов».

– Мышей и тараканов за 13 лет работы не встречала, – уверяет одна из сотрудниц.

Справедливости ради, за время визита в старую Боткину мы увидели только две мыши: одна – игрушечная на сестринском пункте, вторая – нарисованная на двери уборной.

– Все эти фотографии, которые растиражировали вчера, скорее всего, трехлетней давности, сделанные в уже закрытых корпусах, – считает Иван Федуняк. – Сейчас ни мыши, ни крыши здесь не бегают: санитарная обработка проводится каждый месяц.

ТЕЛЕВИЗОР, КАМИН И ДУШЕВАЯ КАБИНА

Корпуса на Пискаревском шокируют не меньше. Больше всего – тем, что входят в ту же клинику. На сегодня новая половинка Боткинки – лучшая инфекционная клиника в России и одна из современнейших в Европе.

Разительная разница наблюдается уже на подступах. Вместо запущенных тропинок и облупившихся фасадов – стеклянные ворота с переходами, аккуратные газоны и мощеные дорожки. В фойе – зеркала, электронные табло и интерактивные информационные киоски. В то время как на Миргородской вода есть даже не во всех палатах, а санузел не запирается, на Пискаревке при самом входе стоит кулер с одноразовыми стаканчиками, а в туалете для посетителей имеется жидкое мыло.

Проводник в Боткинке параллельной реальности – заместитель главврача Владимир Мусатов. О том, что когда-то для клиники хотели построить не один, а два комплекса, напоминает эмблема на его белом халате с надписью «Боткинская больница. Север».

Первая остановка – отделение дневного стационара. Через него ежемесячно проходит до 300 пациентов, у 90 процентов из которых – вирусный гепатит. Палаты на два-четыре человека напоминают номера приличного отеля, разве что на кроватях лежат особые матрасы, которые легко переживают обеззараживание.

Следующий пункт маршрута – приемное отделение с боксами. Ежедневно оно принимает сотню человек. В коридоре – нарядная новогодняя елочка, рядом – картонный мигающий камин и пара МФУ, на потолке – камеры видеонаблюдения.

Направляемся в стационар. Из лифта – одного из 58 на территории комплекса (не считая еще 16 грузовых) – нам навстречу выезжает уборочная машина. Чтобы попасть в другой корпус, выходить на улицу не нужно: весь городок объединен сетью подземных переходов. В переходах имеется вентиляция и отопление. Здесь же проходят трубы пневмопочты, по которой между зданиями переправляют колбочки с анализами.

– У нас здесь даже кино снимали, – хвастают сотрудники. – Сериал «Мажор», например.

Наконец, попадаем в боксированный стационар (елка и камин в наличии). Типовой бокс выглядит так: у каждой кровати – по пульту вызова медиков и по тумбочке с встроенным холодильником, телевизор, чайник, микроволновка. Передаточное окно, через которое больной получает еду, – это не просто отверстие в стене и две дверцы, а стерильный шлюз, внутри которого работает ультрафиолетовая лампа. В каждом боксе есть свой санузел с душевой кабиной и выходом на технический балкон.

– От ванн отказалось полностью, – поясняет доктор. – Кабины лучше из гигиенических соображений, проще в уходе. Да и психологически пациентам пользоваться ими легче: все равно в ваннах все мылись стоя.

КАЖДОМУ ПО ПОТРЕБНОСТЯМ

За прошлый год в стационарах Боткинки пролечили 58 000 человек: 26 000 – на Миргородской, 32 000 – на Пискаревском.

– А что, если пациент попросит положить его именно на Пискаревку? – интересуемся у медсестер.

– Куда положить, решает отдел госпитализации, – отвечают сотрудницы. – Это зависит от наличия мест и от отделения.

Беременных с инфекциями, если роды уже начались, везут на ближайший адрес. Люди с ВИЧ поступают только на Миргородскую: часто у них находят и туберкулез, а пациентов с таким сочетанием диагнозов лечат лишь там.

– То, что было современно десятки лет назад, теперь устарело, – отмечает Владимир Мусатов. – Сейчас стандарты другие: на пациента закладывают в полтора-два раза больше метража в палате, в освещении упор делают на лампы, а не на естественный солнечный свет. По нынешнему требованию на пять квадратных метров приходится пять лампочек, а по старому была только одна. Соответственно, и счета на Пискаревском больше. Средства распределяют между старым и новым комплексами пропорционально, по потребностям.

Несмотря на внешний вид, «обе площадки работают эффективно: больница одна, лицензия одна».

– Пациенты получают сходную систему диагностики и лечения, персонал работает на обеих площадках, лекарства, аппаратура и питание на обоих адресах ничем не отличаются, – подчеркивают в Боткинке. – Условия – да, разные, и мы надеемся, что они станут хорошими везде (ремонт начнут в 2021 году. – Прим. ред.). Но больница есть больница: это не отель.