Сатирическое в рассказе зощенко история болезни

Сатира — обличающее, бичующее осмеяние. Художественное произведение, остро и беспощадно обличающее отрицательные явления действительности, называется сатирическим. Юмор — изображение чего-то в смешном, комическом виде. Понимание комического, умение видеть и показывать смешное, снисходительно-насмешливое отношение к чему-то.

Рассказ “История болезни” начинается так: “Откровенно говоря, я предпочитаю хворать дома. Конечно, слов нет, в больнице, может быть, светлей и культурней. И калорийность пищи, может быть, у них более предусмотрена. Но, как говорится, дома и солома едома”.

Больного с диагнозом “брюшной тиф” привозят в больницу.

Он видит в помещении для регистрации вновь поступающих огромный плакат на стене: “Выдача трупов от 3-х до 4-х”.

Больной говорит герой фельдшеру, едва оправившись от шока, что “больным не доставляет интереса это читать”.

В ответ слышит: «Если.. . вы поправитесь, что вряд ли, тогда и критикуйте, а не то мы действительно от трех до четырех выдадим вас в виде того, что тут написано, вот тогда будете знать”.

Медсестра приводит его в ванную комнату и предлагает залезть в ванну, где уже купается какая-то старуха. Казалось бы, медсестра должна извиниться и отложить на время процедуру “купанья”. Но она привыкла видеть перед собой не людей, а пациентов. А с пациентами что церемониться? Она спокойно предлагает ему залезть в ванну и не обращать на старуху внимания: “У нее высокая температура, и она ни на что не реагирует. Так что вы раздевайтесь без смущения”.

На этом испытания больного не заканчиваются. Сначала ему выдается халат не по росту. Затем, через несколько дней, уже начав выздоравливать, он заболевает коклюшем. Все та же медсестра ему сообщает: “Наверно, вы подхватили заразу из соседнего флигеля. Там у нас детское отделение. И вы, наверно, неосторожно покушали из прибора, на котором ел коклюшный ребенок”.

Очень характерно: виноват не тот, кто отвечает за чистоту прибора, а тот, кто из нее “кушает”.

Когда же герой окончательно поправляется, ему никак не удается вырваться из больничных стен, потому что его то забывают выписать, то “кто-то не пришел, и нельзя было отметить”, то весь персонал занят организацией движения жен больных. Наконец, уже после того как больной все же покидает больницу, дома его ждет последнее испытание: жена рассказывает, как неделю назад она получила из больницы извещение (позже выяснилось, посланное по ошибке) с требованием: “По получении сего срочно явитесь за телом вашего мужа”.

“В общем, — сообщает бывший пациент, — мне почему-то стало неприятно от этого происшествия, и я хотел побежать в больницу, чтоб с кем-нибудь там побраниться, но как вспомнил, что у них там бывает, так, знаете, и не пошел. И теперь хвораю дома ”.

Что же высмеивает писатель в своем рассказе? Низкий уровень медицинского обслуживания.

“История болезни” — один из тех рассказов Зощенко, в котором изображение грубости, крайнего неуважения к человеку, душевной черствости доведено до предела. Человек, выписываясь из больницы, радуется уже тому, что остался жив, и, вспоминая больничные условия, предпочитает “хворать дома”.

Объясните смысл немой сцены в финале комедии Н.В.Гоголя «Ревизор».

Немой сцене в комедии Н. В. Гоголя «Ревизор» предшествует развязка сюжета, читается письмо Хлестакова, и становится ясным самообман чиновников. В этот момент уходит то, что связывало героев на протяжении всего сценического действия ― страх, и единство людей распадается на наших глазах. Страшное потрясение, которое произвело на всех известие о прибытии настоящего ревизора, вновь объединяет людей ужасом, но это уже не единство живых людей, а единство бездыханных окаменелостей. Их немота и застывшие позы показывают исчерпанность героев в их бесплодной погоне за миражом. Поза каждого персонажа в немой сцене пластически передает степень потрясения, силу полученного удара. Тут множество оттенков ― от застывшего «в виде столпа с распростертыми руками и закинутою назад головою» городничего до прочих гостей, которые «остаются просто столбами». Важно, что характер персонажа и поведение во время действий также отразились в его позе, например, Бобчинский и Добчинский застыли с «устремившимися движениями рук друг к другу, разинутыми ртами и выпученными друг на друга глазами».

На театральных подмостках замер город духовной нищеты, низости, глупости и жалости человеческой, застыла картина убожества, бессмысленности и уродства, порожденных полицейско‑бюрократическим режимом николаевской эпохи.

Вряд ли под настоящим ревизором Гоголь подразумевал какого‑то честного и порядочного чиновника, который восстановит справедливость и законность в городе, покарает казнокрадство и мздоимство. Эта сцена имеет широкий символический смысл, она напоминает всем зрителям и читателям произведения об их личной ответственности за происходящее с ними и вокруг них, говорит о неминуемом возмездии, которое рано или поздно настигает каждого, кто живет не в ладу с совестью, кто не дорожит высоким званием человека.

Билет No 26

1. Новаторство Зощенко-писателя.
2. Достижение комического эффекта в рассказах.
3. Пример сатирического повествования на конкретном произведении.
Михаила Зощенко можно смело поставить в один ряд с такими писателями в русской литературе, как А. Толстой, И. Ильф и Е. Петров, М. Булгаков, А. Платонов. Работы, написанные автором в 20-х годах XX века, имеют под собой основу из реальных и достаточно животрепещущих фактов, взятых либо из свободных наблюдений, либо из массовой читательской корреспонденции. Темы их вычурны и многообразные: сумятица

на транспорте и в общежитиях, мины нэпа и ужимки быта, плесень обывательщины, спесивое самодурство, подобострастие и многое, многое остальное.
Нередко повествование базируется в форме раскованного диалога с читателем, а временами, когда пороки приобретают наиболее возмутительный характер, тогда в голосе автора без утайки слышатся публицистические нотки. Новшеством Зощенко явилось открытие курьезного персонажа, который, по словам писателя, “почти что не фигурировал раньше в русской литературе”, а также манипуляциями маски, при помощи которой он вскрывал такие жизненные грани, которые зачастую находились

в тени, не попадая в поле зрения сатириков. Разрабатывая намеренно заурядные сюжеты, излагая приватные истории, произошедшие с совершенно не приметным героем, писатель возносил эти отдельные эпизоды до степени важного обобщения.

Автор пробирается в святыню обывателя, который непроизвольно разоблачает сам себя в своих монологах. Этот розыгрыш мастерски завоевывался путем виртуозного владения стилем повествования от имени рассказчика, филистера, каковой не только боялся прямо заявлять о своих воззрениях, но и стремился невольно не дать предлога для порождения о себе каких-либо заслуживающих порицания суждений.
Комедийного эффекта Зощенко нередко добивался путем искажения фраз и выражений, заимствованных из разговора неграмотного обывателя, со свойственными ей оборотами, неправильными грамматическими фигурами и синтаксическими блоками (“плитуар”, “окромя”, “хресь”, “етот”, “в ем”, “брунеточка”, “вкапалась”, “для скусу”, “хучь плачь”, “эта пудель”, “животная бессловесная”, “у плите” и т. д.). Также употреблялись и обрядовые иронические методы, существующие в широком обиходе со времен “Сатирикона”: противник взяток, говорящий речь, в которой упоминаются рецепты, как брать взятки (“Речь, произнесенная на банкете”); враг пустословия, сам на поверку являющийся охотником праздных и салонных разговоров (“Американцы”); доктор, зашивающий часы “кастрюльного золота” в живот больному (“Часы”), Фельетон отточен против того, как указывает Зощенко, “малосимпатичного стиля” жизни и работы учреждений, где люди делятся на две неравные категории. В первом случае, “дескать, – мы, а вот, дескать, – вы”. Хотя на самом-то деле, утверждает автор, “вы-то и есть мы, а мы отчасти – вы”.

Окончание звучит предостерегающе-грустно: “Тут есть, мы бы сказали, какая-то несообразность”. Нелепица эта, достигшая уже гротескового уровня, с едкой ироничностью изобличена в рассказе “История болезни” (1936). Здесь обрисованы нравы и быт некоей необычной больницы.

Рассказ “История болезни” завязывается так: “Откровенно говоря, я предпочитаю хворать дома. Конечно, слов нет, в больнице, может быть, светлей и культурней. И калорийность пищи, может быть, у них более предусмотрена.

Но, как говориться, дома и солома вдома”. Пациента с диагнозом “брюшной тиф” доставляют в больницу, и первое, что он видит в отделении для регистрирования вновь поступивших, – громадный плакат на стене: “Выдача трупов от 3-х до 4-х”. Едва оправившись от шока, герой сообщает фельдшеру, что “больным не доставляет интереса это читать”.

В ответ же он слышит: “Если… вы поправитесь, что вряд ли, тогда и критикуйте, а не то мы действительно от трех до четырех выдадим вас в виде того, что тут написано, вот тогда будете знать”. Далее медсестра провожает его в ванную, где уже моется какая-то старушка. Казалось бы, сестра должна принести извинение и отложить на время процедуру “купанья”.

Но она привыкла лицезреть перед собой не людей, а пациентов. А чего церемониться с пациентами? Она хладнокровно предлагает ему залезть в ванну и не обращать на старушку внимания: “У нее высокая температура, и она ни на что не реагирует.

Так что вы раздевайтесь без смущения”.
На этом злоключения пациента не заканчиваются. В начале ему выдается халат не по его росту. Потом, по прошествии нескольких дней, уже начав поправляться, он заболевает коклюшем.

Эта же медсестра ему сообщает: “Вы, наверно, неосторожно кушали из прибора, на котором ел коклюшный ребенок”. Весьма типично: виновен не тот, кто отвечает за стерильность прибора, а тот, кто из него “кушает”.
Когда же герой, наконец, поправляется окончательно, ему никак не удается выбиться из больничных стен, так как его то забыли выписать, то “кто-то не пришел, и нельзя было отметить”, то весь персонал больницы занят установлением движения жен больных. Дома его ждет финальная проверка на прочность: жена рассказывает о том, как на прошлую неделю она получила из больницы повестку с запросом: “По получении сего срочно явитесь за телом вашего мужа”.

“История болезни” – один из тех рассказов Зощенко, в которых изображение грубости, крайнего неуважения к человеку, душевной черствости доведено до предела. Человек, выписываясь из больницы, радуется уже тому, что остался жив, и, вспоминая больничные условия, предпочитает “хворать дома”. Знакомая ситуация?

Комедийного эффекта Зощенко нередко добивался путем искажения фраз и выражений, заимствованных из разговора неграмотного обывателя, со свойственными ей оборотами, неправильными грамматическими фигурами и синтаксическими блоками («плитуар», «окромя», «хресь», «етот», «в ем», «брунеточка», «вкапалась», «для скусу», «хучь плачь», «эта пудель», «животная бессловесная», «у плите» и т. д.). Также употреблялись и обрядовые иронические методы, существующие в широком обиходе со времен «Сатирикона»: противник взяток, говорящий речь, в которой упоминаются рецепты, как брать взятки («Речь, произнесенная на банкете»); враг пустословия, сам на поверку являющийся охотником праздных и салонных разговоров («Американцы»); доктор, зашивающий часы «кастрюльного золота» в живот больному («Часы»), Фельетон отточен против того, как указывает Зощенко, «малосимпатичного стиля» жизни и работы учреждений, где люди делятся на две неравные категории. В первом случае, «дескать, — мы, а вот, дескать, — вы». Хотя на самом-то деле, утверждает автор, «вы-то и есть мы, а мы отчасти — вы». Окончание звучит предостерегающе-грустно: «Тут есть, мы бы сказали, какая-то несообразность». Нелепица эта, достигшая уже гротескового уровня, с едкой ироничностью изобличена в рассказе «История болезни» (1936). Здесь обрисованы нравы и быт некоей необычной больницы. Рассказ «История болезни» завязывается так: «Откровенно говоря, я предпочитаю хворать дома. Конечно, слов нет, в больнице, может быть, светлей и культурней. И калорийность пищи, может быть, у них более предусмотрена. Но, как говориться, дома и солома вдома». Пациента с диагнозом «брюшной тиф» доставляют в больницу, и первое, что он видит в отделении для регистрирования вновь поступивших, — громадный плакат на стене: «Выдача трупов от 3-х до 4-х». Едва оправившись от шока, герой сообщает фельдшеру, что «больным не доставляет интереса это читать». В ответ же он слышит: «Если… вы поправитесь, что вряд ли, тогда и критикуйте, а не то мы действительно от трех до четырех выдадим вас в виде того, что тут написано, вот тогда будете знать». Далее медсестра провожает его в ванную, где уже моется какая-то старушка. Казалось бы, сестра должна принести извинение и отложить на время процедуру «купанья». Но она привыкла лицезреть перед собой не людей, а пациентов. А чего церемониться с пациентами? Она хладнокровно предлагает ему залезть в ванну и не обращать на старушку внимания: «У нее высокая температура, и она ни на что не реагирует. Так что вы раздевайтесь без смущения».

На этом злоключения пациента не заканчиваются. В начале ему выдается халат не по его росту. Потом, по прошествии нескольких дней, уже начав поправляться, он заболевает коклюшем. Эта же медсестра ему сообщает: «Вы, наверно, неосторожно кушали из прибора, на котором ел коклюшный ребенок». Весьма типично: виновен не тот, кто отвечает за стерильность прибора, а тот, кто из него «кушает».

Когда же герой, наконец, поправляется окончательно, ему никак не удается выбиться из больничных стен, так как его то забыли выписать, то «кто-то не пришел, и нельзя было отметить», то весь персонал больницы занят установлением движения жен больных. Дома его ждет финальная проверка на прочность: жена рассказывает о том, как на прошлую неделю она получила из больницы повестку с запросом: «По получении сего срочно явитесь за телом вашего мужа».

«История болезни» — один из тех рассказов Зощенко, в которых изображение грубости, крайнего неуважения к человеку, душевной черствости доведено до предела. Человек, выписываясь из больницы, радуется уже тому, что остался жив, и, вспоминая больничные условия, предпочитает «хворать дома». Знакомая ситуация?